| ” | Москалей - в Вислу! Жидов - за Вислу! Слава Польше! Слава Нации! (Кричалка убийц)
|
“ |
| Апрельские убийства в Польше | |||
 | |||
| Дата |
28 апреля 1936 | ||
|---|---|---|---|
| Место |
Варшава, Третья Речь Посполитая. | ||
| Причина |
Всплеск национализма в польском обществе. | ||
| Итог |
1) - Окончательное превращение Польши в личностную националистическую диктатуру. 2) - Новое правительство в России; рост популярности правых в ней. 3) - Взятие Польшей курса на союз с Францией. | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Апрельские убийства в Польше, иначе Дипломатический кризис в российско-польских отношениях - название событий 28 апреля 1936 в Польше, когда радикальными националистами при доказанной и полной поддержке государственного аппарата было убито 28 граждан Российской Демократической Республики . Событие послужило точкой невозврата - отношения между РДР и Третьей Речью Посполитой стали как никогда плохими и были близки к войне. Исключительно нерешительность, слабость и трусость правительства и президента спасли тогда режим Рокоссовского.
Кровавые убийства и неспособность правительства адекватно отреагировать на них привели к кризису популярности кабинета. Глава правительства был отправлен в отставку; его место занял правый социалист Савинков Б.В, один из тех, кто настаивал на проведении военной операции. Также в большую отечественную политику вернулся Шульгин В, бывший основателем фракции патриотов. Он стал председателем Государственной Думы и начал готовиться к грядущим президентским выборам.
Свое самое популярное в России название, "Мясной кризис", эти события получили из-за решения Н. Кондратьева ограничить меры воздействия на Польшу исключительно экономическими санкциями. В частности, был наложен запрет на ввоз всех сельскохозяйственных продуктов.
Вызванный апрельскими убийствами правительственный кризис в Польше принято отсчитывать от 1 мая, когда состоялись первые публикации про произошедшее, и до 6 мая, когда президентом Кондратьевым была утверждена новая кандидатура премьер-министра - им стал Борис Савинков.
Предыстория
История русско-польской ненависти идет с самих Средних Веков, но события XIX-XX веков только подстегнули ее. Достаточно простого перечисления конфликтов - польское деятельное участие во вторжении в Россию в 1812; Русско-польская война 1830-1832-х; Европейская война (1869-1871), противостояние до Великой войны, а потом и она сама, в которой Россия менее чем за полгода уничтожила Польское королевство. А за ней последовала, наверно, главная причина столь бешеной, яростной, лютой злобы - оккупация 1912-1918, когда Новгород посадил в Варшаву режим Дмовского и помогал тому в борьбе с "польскими войсками на Родине" - профранцузскими партизанами. В своей борьбе обе стороны проявляли несвойственную в целом Великой войне жестокость по отношению к пленным и врагу вообще: даже помощь РДР в отражении наступления красных немцев не помогла изменить отношение обывателей к восточному соседу, в котором видели корень всех бед, несчастий и унижений польского народа.
Режим Р. Дмовского продержался на русских штыках, кредитах и подавлении всех несогласных с соглашательским курсом вплоть до 1933, когда, воспользовавшись слабостью Новгорода, власть взяли военные во главе с К. Рокоссовским, который был известен как один из самых основательных русофобов того времени вообще. Им был провозглашен курс на "Возрождение польского величия", который сам по себе подразумевал конфликт с Россией - если не сейчас, то в ближайшем будущем. В пропаганде правящей партии очень часто появлялись русофобские тона; с кафедр костелов священники проклинали русских еретиков, обвиняя тех в уничтожении Королевства и унижении "национальной гордости". В подогреве истерии приняли участие все министры кабинета Ковальского: сам отец польской экономики тоже не был исключением, регулярно выпуская брошюры за своим именем, где указывал на экономическую отсталость и техническую слабость России, что ее народ - это народ тупиц, пьяниц и лентяев, неспособный сравниться в своей работоспособности с польским.
| ” | Я ненавижу русских. Я понимаю, что это - огромный грех, но ничего не могу с собой сделать. Я их ненавижу.
(Константин Рокоссовский, 1935)
|
“ |
Особенно старались молодежные движения, вроде "Новых орлят". Само название отсылало к польским национальным героям - отряду из 14-17-ти летних мальчишек и девчонок, защищавших два дня подряд варшавское предместье Прагу от надвигающихся русских полков. Со временем их дела стали все более эпичными, а их культ практически сравнялся с восхвалением самого "Верховного маршала". Чтобы понять масштаб русофобии, царившей в таких организациях, достаточно вспомнить, что при торжественной присяге польскому флагу, юноши клялись в "Готовности к мести за наших предшественников" . Популярность "Орлят" была огромной, а в вожатых подбирали исключительно талантливых организаторов и пропагандистов, которые прекрасно справлялись со своими заданиями.
Представители физкультурного движения на учениях, весна 1936.
Современным историкам известно, что уже с февраля 1936 года в столицу Польши стягивались наиболее одиозные члены "Великопольской партии", одержимые идеей о мести за недавнее прошлое и готовые ради нее на кровавое дело. Помимо них, в Варшаве были расположены все административные органы "Юных орлят", многие члены которых с радостью приняли бы участие в избиении. К тому же, погромщики могли бы рассчитывать на полное одобрение своих действий со стороны милиции, в котором служили ветераны ВВ и "Польских войск на Родине", и даже выше - в самых верхних эшелонах власти их явно не стали бы осуждать, зная о антироссийском образе мыслей окружения Рокоссовского. Большинство исследователей сходится в том, что массовые убийства были если не устроены, то одобрены "Верховным маршалом", желавшим таким образом окончательно узурпировать власть в государстве. К тому же, последствия таких убийств в виде дипломатических осложнений должны были помочь с определением тех людей в правительстве, кто будет ненадежным в дальнейшем - по мнению Константина, только слабохарактерные трусы не могли бы пройти предназначенный путь до самого конца.
Убийства
Ход действий
28 апреля в Варшаву вошли последние отряды, прибывшие из Кракова. Было решено не откладывать самого события, пока слухи о готовящемся не успели еще распространиться по всей польской столице. Премьер-министр Ковальский прибыл на столичную радиостанцию, где должен был прочитать свою обычную речь ровно в полдень по местному времени. Сам факт звучания голоса главы правительства никого не удивил; благо он с самого начала своей политической карьеры любил такой стиль общения с народом. Но те, кому это было нужно, слушали сегодня его внимательнее, чем обычно, прислушиваясь, какие именно кодовые слова будут произнесены в эфире. Наконец, будто мимоходом, в контексте экономических успехов Третьей Речи Посполитой, еще продолжая саму речь, Анджей сказал: "Солнце над Варшавой этим утром сияет необыкновенно ярко" - это был приказ к действию. Приказ к очищению польской столицы.
Варшавяне, 28 апреля 1941.
Из закоулков польской столицы, из дворов и казарм, начали выходить молодцеватые и подтянутые бойцы "Великопольской партии" и "орлята", предварительно прошедшие необходимый инструктаж. Они начали искать по улицам города всех, кто внешне напоминал им жителя России или не-поляка. К ним присоединялись сочувствующие горожане, причем в погроме оказались задействованы представители всех слоев населения, начиная от нищих и безработных заканчивая детьми промышленников и потомственными шляхтичами. Обычно они подходили к не понравившимся им лицам и просили предъявить документы: при нахождении чего-то российского, расправа следовала мгновенно. Первые десять минут все напоминало воинский поход, но потом превратилось в ожесточенную кровавую резню: "начальники" отрядов потеряли всякий контроль над ними и убийства становились с каждой минутой все кровавее и изощреннее. Вид крови и речи агитаторов распаляли страсти и звали продолжать начатое.
К двум часам вся Варшава узнала, что происходит: немногочисленные русские, украинцы и белорусы с евреями, которых решили также погромить "для надежности", устремились к посольству России, надеясь там укрыться от беснующейся толпы. Очень немногим удалось добраться до посольства, пробившись сквозь разъяренных поляков, армейских снайперов и вездесущих "Новых орлят", искавших случая доказать свою преданность партийной организации и лично "Великому маршалу" - они в своей ненависти доходили до самых крайних и жестоких эксцессов. Все попытки посла РДР в Польше, Григория Сергеевича Евстратова, связаться с кем-то из власти оказались тщетны: коммуникации были обрезаны, здание было в изоляции. С огромным трудом удалось организовать баррикадирование помещения: на тот момент в него смогли пробиться только 29 человек. При всем персонале посольства (59 мужчин и женщин) их было только 88 - капля в бушующем океане. За стенами явственно слышались выстрелы, кто-то кричал о необходимости принести динамит, а, главное, отовсюду слышался мотив этого дня - "Бей русских, славься, Польша!". Было ясно, что будет с каждым, кто осмелится выйти на вид захваченной ненавистью и огромной толпы, которая и не думала убывать. Среди дипломатов царила паника, так как никто не знал, что им нужно предпринять для спасения как самих себя, так и других людей.
Михаил Булгаков, российский писатель, деятельный защитник посольства.
Инициативу взял в руки М. Булгаков - известный русский писатель и журналист, бывший тогда по заданию редакции в Варшаве и писавший очерки, посвященные ее жизни под тоталитарным режимом Рокоссовского. Он был одним из тех счастливцев, которым удалось пробиться в посольство: благо жил он неподалеку. Именно он руководил непосредственным укреплением здания, настоял на раздаче находившегося в посольстве для самозащиты оружия собравшимся, и всячески укреплял моральный дух находившихся рядом с ним людей. Согласно его воспоминаниям, впоследствии он жалел, что сам поддался сиюминутной панике и настоял на приспуске российского государственного флага, но тогда это помогло хоть как-то успокоить толпу, удовлетворить ее шовинистические позывы. Среди собравшихся внутри помещения было отчетливое понимание, что, если поляки пойдут на приступ, их остановить не удастся: поэтому требовалось так или иначе связаться с высшим польским руководством. В то, что оно согласилось с действиями погромщиков, тогда не верилось. Но здание посольства было окружено со всех сторон - враги были вокруг него, на крышах соседних зданий и, в чем Булгаков ни минуту не сомневался, в системе городской канализации.
Шел четвертый час, и Рокоссовский решил, что дальнейшие осложнения в виде разгромленного посольства и убитых дипломатов ему не нужны. Он самолично отправился в окружении Ковальского и других министров под его окна и выступил на услужливо пригнанной машине перед поляками. В своем обращении он воспел их "подвиг на благо Родины", сказал, что никогда не забудет такого проявления патриотизма и морально-нравственного величия польского народа, как сегодняшнее. Однако он призвал их разойтись по домам, аргументировав это тем, что оставшиеся в посольстве люди "уже никогда не посмеют поднять руки против Речи Посполитой", а поэтому не представляют из себя "никакого интереса". По воспоминаниям Булгакова. он слушал эту речь стоя у окна и держа в руке револьвер: в его душе была ужасная борьба, но, в конце концов, ради спасения тех, кому удалось дойти до посольства, он отказался от идеи выстрелить в "Верховного маршала". Поляки послушали своего любимого предводителя и разошлись по домам, весьма довольные проведенным днем: вокруг здания предусмотрительный Ковальский посоветовал выставить армейскую охрану для гарантированной безопасности.
Президентский дворец.
Активные действия "Апрельских убийств" прекратились к пяти вечера по местному времени. Обычные варшавяне разошлись по домам, бойцы из других регионов отправились в свои малые родины, а насмерть перепуганные россияне остались в посольстве, не без причин не желая покидать этого места - Евстратов не гарантировал им безопасности вне его стен. Тогда он предпринял очередную попытку связаться с Новгородом, которая также не увенчалась успехом. И только через три часа, когда, по мнению польского руководства, россияне уже были перепуганы до смерти, его вызвали к "Верховному маршалу". Тот принял его в собственном дворце и был необычайно любезен, излагая свою версию произошедшего. Согласно его словам, поляки лишь отвечали на действия россиян, которые, дескать, начали приставать к молоденьким женщинам на улицах города. К. Рокоссовский самым добрым тоном, на какой был способен, причем на более-менее сносном русском, убеждал посла поддержать его версию, делая довольно прозрачные намеки на участь посольства в случае отказа.
Понимая, что выхода у него нет, Евстратов при Ковальском пишет соответствующее письмо в Новгород, однако, благодаря слабости руководителей Польши в латыни, он вставляет туда замечания, проясняющие настоящую картину дела. Это стало возможным благодаря низкому уровню познаний всех в ближайшем кругу Рокоссовского и его нежеланию привлекать людей "со стороны", когда требовалось отправить послание как можно скорее. Дипломат, прекрасно осознавая, что будет, когда в Польше узнают о его настоящем послании, в свою очередь, настоял на немедленном выезде всех оставшихся в живых. На К. Рокоссовского прекрасно подействовала его приниженная лесть; на следующий день, предварительно подписав специальные документы об "отказе от борьбы с Третьей Речью Посполитой", граждане РДР покинули пределы Польши.
Список погибших
Всего в ходе событий погибло ... человек, еще 20 пропало без вести.
- Алла Мирчук (45 лет).
- Илья Петрович Ростовский с супругой Анастасией (обоим 53), детьми Петром (23), Андреем (19) и Наташей (13).
- Евгения Мочалкова (39).
- Геннадий Мельников (42) с супругой Эльзой (18) и сыном Василием (7).
- Елена Коровина (39).
События в России
Публикации
Смутные слухи о событиях в Варшаве доходили до российской столицы еще 29 апреля, но тогда большого значения им никто не придал. Газеты писали о вещах простых и обыденных - очередной скандальный развод, какая-то реформа правительства, депутатская свара, загадочное убийство в Петрограде старой ювелирши, совершенное топором. Издания жили своей привычной, мирной жизнью.
Поэтому эффект разорвавшейся бомбы произвела публикация в ряде центральных изданий 30 апреля письма Евстратова к Кондратьеву, с переведенными фразами на латыни. Стало ясно, что в Польше убивали - и убивали целенаправленно граждан России. Убивали именно за то, что они были гражданами России, находящимися по каким-то своим делам в Польше. Волна возмущения начала подниматься, люди горячо спорили о надлежащих мерах. Особенное недопонимание вызвал факт молчания правительства, которое просто игнорировало как само событие, так и множественные публикации, не давая никаких своих комментариев. Глава министерства иностранных дел отмахивался от репортеров; в это же время депутаты от оппозиции уже высказывали свои мнения тем, кто желал их слышать. В частности, уже тогда Шульгин заявил Рейснер, журналисту "Российской газеты" и сотруднице множества других печатных домов:
| ” | Случившееся - ужасно. Но еще ужаснее, если наше руководство ничего не сделает. Этим мы докажем всему миру, что настали времена, при которых русских можно резать, убивать, жечь, насиловать - они бессильны, они ничего не сделают. (Из интервью "Российской газете")
|
“ |
1 мая М. Булгаков, вернувшийся на свою малую родину, публикует статью "Варшавская резня", в которой подробно описывает случившиеся с позиции очевидца. Его заметка, которую исследователи считают вершиной его художественного дарования, еще больше усугубила ситуацию. Пропитанная праведным гневом, она простыми словами раскрывала суть задуманного и осуществленного преступления, описывала смачные подробсноти кровавых расправ, и звала к отмщению за погибших сограждан. Тираж в Киеве был раскуплен сразу; десятки мелких изданий принялись его перепечатывать, так как он обещал им сказочный барыш. Все полученные им от "Киевлянина" деньги Булгаков отправил своим братьям и сестрам по пленению, приложив к каждой посылке открытку с самыми теплыми словами и убежденностью в неизбежности возмездия для польских преступников. На следующий день он обратился с прямым призывом к Государственной Думе - принудить исполнительную власть к решительному действию. Бывший тогда председателем социалист Ракитников заявил, что уже вызвал премьер-министра Богданова на парламентские слушания 3 мая.
Расколотая власть
Современникам тех событий, конечно же, колебания Кондратьева и его правительства были совершенно непонятны. Было совершено кровавое преступление, причем совершено явно с провокационным характером, это был вызов, брошеный фактически в лицо - большинство россиян было уверено, что ответить надо немедленно, быстро и решительно.
Николай Кондратьев, президент РДР (1930-1941).
Но они расходились во мнениях с избранной властью. Глава государства Николай Кондратьев, зная о состоянии российских вооруженных сил, искренне полагал, что они не готовы к новой войне. Он считал, что, начав ее, он поставит под удар все свои экономические победы - то есть собственноручно уничтожит все, что сам построил. Ему была известна степень русофобии в Третьей Речи Посполитой; также он превосходно знал о любви поляков к существующему режиму и лично Рокоссовскому. Он мог предполагать, какие потери понесет российская армия во время вторжения. Впрочем, многие историки теперь склонны считать, что глава государства опирался на не самые точные данные и был склонен преувеличивать силу польского оружия, которое находилось не в самом лучшем состоянии, мягко говоря. Историки правого толка также уверяют, что Кондратьевым руководил животный страх и нерешительность: он не хотел брать на себя какой-либо ответственности перед российским народом и историей. Однако в личных разговорах того времени президент давал понять, что колеблится, что не знает, что ему выбрать, что ему нужен совет человека, которому он может в полной мере довериться.
Тимофей Аркадьевич Богданов, премьер-министр России в описываемое время.
Так сложилось, что в тот момент к ниму самым ближним сторонником оказался премьер-министр Тимофей Богданов - лидер левых социалистов, убежденный пацифист и антимилитарист, завзятый "голубь" и противник любого насилия во всех его формах. В свое время он прославился выступлениями в парламенте против применяемых Врангелем методов усмирения Северного Кавказа, был самым главным сторонником запрета смертной казни и активно выступал в печати, проповедуя в массы свои идеи. Также в эпоху 1920-х он был лучшим писателем социал-демократической "Народной России", позволив ей отбить большую часть популярности у коммунистической "Искры". Теперь этот человек, назначенный главой кабинета как раз для популяризации грядущих реформ, убеждал президента ограничиться экономическими санкциями против Третьей Речи Посполитой, отказаться от проведения военной операции. Он был более чем убедителен, когда говорил, что принцип талиона - это пережиток варварства, что вся Россия не должна страдать из-за гибели 20 человек; со слезами на глазах описывал реакции матерей на "похоронки", которых, как он убеждал, будет множество. После долгой, трудной, напряженной беседы с глазу на глаз, 2 мая, Кондратьев согласился отказать в применении силы, но объявить об этом должен был сам Богданов. Он согласился и на такое условие, начав готовить свое обращение к парламенту.
А в Думе же его ждал очень неласковый и плохой прием. В то же время, когда президент и премьер-министр обсуждали необходимые меры, в кулуарах Государственной Думы встретились Василий Шульгин и Борис Савинков. Консерватор и правый социалист согласовали свое действия, объявив через "Российскую газету" о создании надпартийного "Патриотического союза" - фракции в ГД, включавшей в себя всех сторонников жестких решений и действий по отношению к Третьей Речи Посполитой. В состав фракции вошло чуть меньше половины депутатов: там оказались решительно все однопартийцы Шульгина, подавляющая часть либералов, немногочисленные участники "Фронта за Отечество" и те члены РСП, что сочувствовали Савинкову, а не ХХХ. Всем было понятно, что такой блок долго не просуществует, но именно сейчас, в момент слабости правительства, он представлял из себя большую и опасную силу. Эти люди в данный момент были едины в своем непонимании и гневе - они были настроены решительно против политики кабинета.
| ” | Василий Витальевич, давайте начистоту. Я не нравлюсь Вам; Вы не нравитесь мне - но только вместе мы можем спасти Россию от величайшего позора в ее истории. (Борис Савинков)
|
“ |
| ” | Несмотря на принципиальное несогласие с Савинковым по ряду вопросов, я считаю честью для себя состоять в "Союзе" - потому что мы должны спасти Россию.
(Евгения Спиридонова)
|
“ |
Заседание: "Измена!"
Историческое заседание, одно из самых напряженных, скандальных и полных эмоций, началось с утра 3 мая, после прибытия на него депутатов и самого главы правительства. Первым слово взял Шульгин, который в красочных выражениях описал страдания граждан России в Варшаве, все ужасы и страхи, что пришлось пережить тем счастливцам, которым удалось выбраться оттуда. Размахивая свежим номером "Киевлянина", он зачитывал некоторые, особенно омерзительные, эпизоды описания убийств, вызывая в коллегах праведный гнев и ярость против польских националистов. Оратор удалился, под аплодисменты передав трибуну своему коллеге по "союзу" - Б. Савинкову.
Тот сразу перешел к делу, озвучив главное требование всей фракции к правительству - начать немедленно войну с Польшей. Он приводил факты, доказывавшие слабость армии предполагаемого противника, ее неготовность к обороне, утверждал, что сейчас, когда вся страна пылает гневом и алчет возмездия, подобное решение будет воспринято "на ура" всем населением. Потом Борис Викторович перешел в решительное наступление против тех депутатов, кто не вошел в "союз" - он спросил, предатели они, или трусы; в конце своей необычайно возвышенной и патетической речи, он с тем же вопросом обратился к Богданову, потребовав от того дать прямой ответ на озвученное думским меньшинством требование.
Богданов, к тому моменту понявший и осознавший, что его ждет, с лицом обреченного взошел на трибуну. Дальше автор передает слово Шульгину, который был свидетелем тех событий:
| ” | И вот, на трибуну поднимается помятый, с мешками под глазами, нечесаный Тимофей Аркадьевич. Я внимательно посмотрел на его лицо: на нем была печать отчаяния и мрачности. Молча опустошив графин воды, только что пополненный Танечкой [Одна из стенографисток Думы] после гневной речи Савинкова. Выждав еще полминуты, он заговорил своим тихим тенором.
Сначала он говорил что-то про экономический рост, достигнутый при его правительстве. О том, как экономика поднимается с колен, сколько рабочих мест было создано на новейших заводах в Казани и Луганске, что окончательно исчезла угроза голода в бедных регионах. С легкой гордостью и преувеличенным оптимизмом упомянул об аресте национал-синдикалистского кружка в Твери, но стушевался, видя в глазах депутатов, что от него ждут других слов. Помявшись, произнеся пару общих слов про то, как его возмутили события в Польше, он снова замолчал. Мы же, депутаты, слушали его в идеальной тишине, поэтому зал погрузился в гробовое молчание. Через минуту такой неестественной тишины на весь парламент раздался недовольный голос Савинкова: - Чего Вы ждете, Тимофей Аркадьевич? Говорите. - Он сказал это приказным, стальным тоном, не терпящим возражений. - Я... я... - Следующие слова он выпалил быстро, скороговоркой; было видно, что он долго готовил эту фразу. - Правительство Российской Демократической Республики заявляет, что война не входит в наши планы. Мы отказываемся объявлять войну польскому правительству но... Я встал со своего кресла. Следом за мной поднялись все мои однопартийцы, а краем глаза я видел, как встают "савинковцы". Повернувшись, я, сохраняя внешнее спокойствие, но горя огнем ненависти изнутри, направился к выходу из зала заседаний. Мои коллеги по фракции, однако, не были столь же спокойны: кто-то орал "Позор!", "К черту этого рохлю!", кто-то скандировал "Долой предателей!" и "Хватит с нас этой чуши!" - а уж со стороны Савинкова начался форменный цирк. Сам Борис Викторович, не обращая внимание на старика-председателя и на то, что премьер еще говорит, выпалил в лицо последнему: "Ты - вшивый предатель! Убирайся из Новгорода!" - за ним это подхватили все члены его фракции. Но, разумеется, всех превзошли наши "фронтовики": даже я слышал, как этот гигант Марков своим басом орал на главу кабинета: "Польская шлюха! Тварь! Иуда! Где твои сорок злотых?" Уже открывая дверь, я слышал, как Тимофей Аркадьевич блеял: - .. Но мы согласны наложить на них самые строгие экономические санкции! Мы... будем.. Я вышел первым из помещения. Ко мне подбежала Аня [Вечная секретарша Шульгина] и спросила своим тонким голоском, дрожащим от волнения: - Василь Витальевич, что там такое? - Там - измена, Анна Ивановна. - Твердо, четко отвечал я, поддаваясь душащей меня ненависти. - Подлая измена. - Но, однако, - внезапно, быстрыми шагами, ко мне подошел Савинков и посчитал, что может вмешаться в разговор, - борьба только началась, Василий Витальевич. - Да. |
“ |
Со скандалом зал заседаний покинули все члены "патриотического союза" и большая часть социалистов. По сути, в нем, кроме посрамленного премьер-министра, остались только журналисты, старательно все описывающие, и члены левого крыла РСП, которые аплодировали принятому правительством решению. Но их было очень мало - значительно меньше половины от общего числа мест: это могло означать лишь то, что скоро Россию ждет мощный правительственный кризис. Покидавший здание парламента, и без того разбитый неудачей и вполне осознавший позор, на который он пошел, Богданов столкнулся с крикливыми депутатами Думы от "Фронта за Отечество" - единственной фашистской партии, которая сохраняла представительство в парламенте. Возглавленные Н. Марковым, они освистали главу кабинета и кричали ему в лицо самые отвратительные ругательства, которые приходили на ум. У самой же машины его ждала депутация социалистов во главе с Савинковым и Спиридоновой. Эти непримиримые соперники хором пожелали ему хорошей езды и заявили, что не намерены больше слушать ни одной его речи в Думе; также, лично от себя, Савинков добавил пожелание, чтобы эта поездка в Думу была для премьер-министра последней.
Правительственный кризис
Оставшийся день 3 мая оппозиционные депутаты провели вне парламента, разойдясь по своим квартирам или гостиничным номерам. Однако отдельно от остальной массы стояли ее руководители - Савинков и Шульгин вместе отправились в популярный у парламентариев уютный кафетерий "У березы", где обсуждали тактику последующих действий. Тогда же между ними было заключено соглашение о совместных действиях против кабинета Богданова и, по возможности, президента Кондратьева: Савинков сам метил в президенты, В. Шульгин хотел занять место председателя Думы, на котором сидел уже старый социалист Ракитников, которого Борис Викторович согласился подсидеть ради "Красного дворца", который он мог получить, как ему тогда казалось, только вместе с правой оппозицией. Дума собралась 4 мая на новое заседание. На нем Б. Савинков решительно выступил против политики правительства и президента; он был поддержан абсолютным большинством депутатов, которые выразили свою поддержку, аплодируя выступлению социалиста стоя. Даже несмотря на нетипичную для него бледность, какой-то странный отблеск в глазах и прочие признаки нарушенного здоровья, он выступил до конца, произнеся самую сильную свою речь за долгую карьеру парламентария. Попытка председателя Ракитникова призвать его к порядку не увенчалась успехом, а лишь дала долгожданный повод для атаки: Савинков инициировал голосование по поводу смещения председателя. В поддеркжу проголосовала вся правая оппозиция, практически все беспартийные и правые социалисты - отстранение состоялось. В тот же день тот же состав избирает Василия Шульгина на пост Ракитникова; заняв вожделенное председательское кресло, он объявляет, что завтра состоится голосование по выражению правительству недоверия. Тогда же в мозгу Шульгина созрела мысль, что, если единство "Патриотического союза" будет сохранено, то возможно первое в истории России отстранение от власти главы государства с помощью импичмента. Однако это было очень трудно - в отсутствии прецендента и имея команду, составленную из столь антагонистичных друг другу людей Шульгину будет крайне тяжело добиться полной победы.
Кондратьев прекрасно понимал, что парламент практически уже вышел из-под контроля и стал неуправляем со смещением социалиста с поста председателя. Теперь на нем находился лидер "союза", который будет ставить на голосование то, что ему нужно ставить. Он уже смирился с мыслью, что фигурой премьер-министра, чья популярность упала практически до отрицательных значений, придется пожертвовать: а вот за собственное кресло он был готов побороться. Желая расколоть хрупкое единство оппозиции, Николай Николаевич Кондратьев мобилизует войска на границе с Польшей; туда назначается Воронков, известный своей жесткой антипольской и милитаристской риторикой. Это широко освещается в газетах, причем делается намек, что сам глава государства, возможно, и не против операции. Но ему было ясно, что требуется нечто, а, точнее, некто больше, чтобы сломить оппозицию и не дать В.В. Шульгину собрать необходимые ему голоса. После продолжительного совещания со своими министрами, Н. Кондратьев зовет к себе Б. Савинкова: тот пришел под самый вечер 4 числа. Состоялись переговоры между лидером правой фракции социалистов и главой государства: в их результате Кондратьеву удалось переманить Савинкова на свою сторону. Он обещал ему премьерство, а в 1940 - выдвижение его кандидатуры на пост президента России и помощь в этом деле административного ресурса. Также, по полудоказанным сведениям, социалисту-оппозиционеру была обещана крупная денежная сумма, превышающая его годовое жалованье как депутата Государственной Думы. Взамен Б.В. Савинков обещал отказаться от голосования в поддержку импичмента - тем самым "союз" оказался уже расколот, хотя это и не было известно тем же Шульгину и Спиридоновой, которые продолжали верить в своего партнера по коалиции.
На следующий день, 5 мая, Шульгин, пришедший пораньше в Думу, получил записку от Савинкова, написанную дрожащей рукой, что было видно по неровному почерку и некоторым слабо выведенным буквам. Эту записку В. Шульгин приложил в своих воспоминаниях:
| ” | Дорогой Василий Витальевич! К сожалению, я сражен температурой. Мое здоровье подвело меня в решающий момент спасения нашей общей Родины. С трудом я вывожу эти строки и прошу меня понять: если бы не жена и дети, я бы немедленно пришел к вам.
Остаюсь, искренне Ваш Борис Савинков.
|
“ |
Помнивший о вчерашнем состоянии Савинкова, В. Шульгин вполне поверил в справедливость доставленной его секратарем записки, благо к ней прилагались также подписи остальных членов семьи Бориса Викторовича. Наконец, тогда он верил, что и без личного присутствия Б.В. удастся провернуть задуманное. И действительно, вопрос по доверию/недоверию к правительству не вызвал долгих обсуждений и весь кабинет во главе с Богдановым отправился в отставку. Но потом слова попросил М. Бухарин; не удовлетворить его запроса Шульгин не мог. Глава коммунистов России долго выступал, аргументируя необходимость сохранения Кондратьева на посту президента; говорил, что только он и его реформы помогут России вырваться из экономической ямы, куда ее завели неумелые действия президента-либерала. В своем пламенном обращении Бухарин делал различные намеки на тех или иных деятелей "Патриотического союза", стараясь рассорить их с собой; также он смог переубедить ряд колеблющихся социалистов, которые теперь поддерживали сохранение президента. После него же на трибуну вылез Николай Марков: гремя, грохоча, пуская на головы левых громы и молнии, он клялся в своей решительности идти в деле импичмента до конца и призывал "союз" к единству: однако собственным выступлением он скорее повредил этому самому единству, так как не смог удержаться от выпадов против Спиридоновой и Савинкова. Наконец, Василий Витальевич Шульгин, на правах председателя парламента, объявил голосование по поводу обращения в Верховный суд по вопросу о возможности импичмента. Своего великого лидера поддержали все консерваторы и либералы; присоединились "фронтовики" и некоторые социалисты - но подавляющее большинство "савинковцев" проголосовало против, вместе с коммунистами, беспартийными и остальными социалистами. Для запуска процедуры импичмента не хватило буквально 15-20 голосов, но теперь оппозиция де-факто потерпела поражение.
Лично пришедший в Думу 6-го мая Кондратьев поблагодарил депутатов за выказанную ему поддержку во время вчерашних событий и предложил парламенту рассмотреть кандидатуру Бориса Савинкова на пост премьер-министра, подчеркивая, что хочет составить новый кабинет, в котором будет представлена, как он назвал, "патриотическая" часть ГосДумы. Вторым же его предложением стал составленный законопроект экономических санкций против Третьей Речи Посполитой: согласно нему, Россия закрывала границу для всех сельскохозяйственных товаров, произведенных в Польше, а на остальные категории товаров устанавливались высокие таможенные пошлины, которые делали ввоз их на территорию РДР нецелесообразным. Оба предложения прошли: на этом "острый" этап правительственного кризиса принято считать оконченым.
В результате событий 1-5 мая в РДР сменились правительство и председатель Государственной Думы, был нанесен удар по репутации партии социалистов и лично по фигуре президента, а Василий Шульгин смог окончательно вернуться в мир большой политики. В то же время внутри самой РСП окончательно созрел кризис: партия разделилась на "спиридоновцев" и "савинковцев", а отношения между двумя предполагаемыми преемниками Кондратьева по итогу майских событий испортились до крайней враждебности, что позднее "аукнется" Савинкову.
События в Польше
Однако не стоит думать, что польское руководство все это время провело совершенно спокойно и медитативно. Некоторые элементы в правительстве действительно усомнились в возможности остаться безнаказанными и старались повлиять в нужном духе на маршала; к тому же именно тогда особого положения в Варшаве добивается французский посол.
Уже 29 апреля Константин Рокоссовский отдает приказ привести войска, стоящие на границе с Россией, в полную боегтовность и начать подготовку к возможной мобилизации. Теперь, когда событие произошло, было поздно отворачиваться от него.
Последствия
Политики России
Первоначально, самую большую выгоду от произошедшего в России получил Борис Савинков, ставший премьер-министром и обеспечивший свое выдвижение от социалистов на грядущих президентских выборах. Ему удалось окончательно подчинить своей воле правую фракцию РСП, связав их круговой порукой за прошедшее голосование по импичменту: многие из них были включены в состав его кабинета. Пользуясь своим положением, Савинков активно вмешивался в дела президента Кондратьева, на ходу поправляя задуманные им реформы и предоставляя главе государства свое видение тех или иных событий. По мнению ряда экспертов, второй срок Кондратьева грамотнее было бы называть первым сроком Бориса Викторовича - все решения президент принимал только после совета с главой своего кабинета. Однако такое возвышение было недолгим: кампания-1940 сокрушила "карточный домик", который выстроил во власти Савинков: ему пришлось оставить все надежды на "Красный дворец" и удалиться из моментально ставшего ему чуждым Новгорода на родину, в Харьков. Таким образом его блистательная карьера имела самый плачевный конец - не дожив в столице одного дня, он пал жертвой покушения сторонников "Фронта за Отечество".
Василий Шульгин триумфально вернулся в большую политику после долгого периода забвения. Став председателем Думы, он смог заняться корректированием курса правящих социалистов и стал на защиту частной собственности, к которой уже тянулись коммунисты и левая фракция РСП. Во многом благодаря В.В, Шульгину провалятся проекты национализации ряда предприятий добывающего сектора экономики и будут окончательно похоронены надежды левых на значительное ограничение продажи личного оружия. Его значительная роль в "союзе" и верность его идеалам до конца позволили, во-первых, реанимировать прошлую популярность, а во-вторых обрести крепкие связи с ориентированными на военно-промышленный комплекс компаниями и промышленниками. К тому же теперь, когда он возглавлял законодательный орган власти России, ему было проще стартовать в грядущей предвыборной гонке, к которой он начал готовиться с середины 1930-х годов. И, еще одна немаловажная деталь - после такого выступления Шульгин окончательно лишился каких-либо конкурентов из консервативного лагеря, который теперь в полном составе признал его превосходство. Как кажется исследователям, хотя Шульгин и не добился поставленной цели, именно он в стратегическом плане больше всех выгадал от правительственного кризиса.
Президент Николай Кондратьев, хоть и сохранил и место, и довольно значительную популярность, оказался заложником совершенного им выбора - теперь на первую роль в государственных делах претендовал Б. Савинков, которого явно не устраивало пассивное ожидание грядущих выборов. Он активно вмешивался в дела президентской администрации, не гнушаясь в определенные моменты давить даже на главу государства и его ближайшее окружение; помня о роли Савинкова в своем спасении, Кондратьев не решался часто ему перечить и поправлять. Именно Николай Николаевич сыграл решающую роль в выдвижении премьер-министра кандидатом от правящей партии, банально надавив на все еще сомневающихся делегатов партийного съезда. В целом историки склонны считать, что победа президента была со значительным и горьким "послевкусием", которое травило Кондратьева все оставшееся президентство.
Депутат Евгения Спиридонова, бывшая лидером левой фракции РСП в Думе и третьим неформальным главой "Патриотического союза", только проиграла в ходе кризиса: она окончательно рассорилась с Савинковым, потеряла симпатии многих социалистов и не добилась поставленных задач, лишь оказав помощь своим соперникам в свержении ее коллеги по фракции Богданова. Она намеревалась отыграться в ходе президентских выборов, но партийный съезд избрал кандидатом не ее, а Бориса Савинкова; такое оскорбление она снесла уже из последних сил, продолжив работать в столичном отделении социалистов. Отказывалась агитировать за кандидата от РСП, а перед вторым туром опубликовала в "Российской газете" статью с доказательствами и подробностями сговора Кондратьева и Савинкова во время кризиса, которое и привело к расколу "Патриотического союза". Давая интервью Булгакову, она за три дня до решающего голосования призвала население РДР поддержать Шульгина. Во время войны она будет руководить комитетом Думы по призрению, который возьмет на себя обеспечение всем необходимым беженцев и эвакуированных.
Разумеется, хуже всех пришлось самому Тимофею Богданову, из которого обе стороны сделали "козла отпущения". Лишенный поста главы правительства, он пришел в партийное отделение, надеясь там получить работу на местном уровне. Он был согласен отправиться в родную Уфу и вести агитацию там, но его принудили к сдаче партбилета. Все знакомые и друзья предпочли отвернуться от экс-премьера; он в июне 1936 приехал в Уфу, но там его с отвращением встретили пожилые родители, упрекавшие его в трусости и предательстве интересов Родины. Не знавший, куда податься и чем заняться, разбитый своим поражением и затравленный близкими, Богданов повесился 6 июля 1936 - о его смерти центральные газеты оповестили российский народ на последних страницах и в двух словах.
Конверт Спиридоновой
Евгения Спиридонова ждала долгих пять лет, чтобы отомстить ставшему ей ненавистным Савинкову. Она видела, что РСП под его влиянием неостановимо правеет, что позиции левого крыла после событий 1936 года ослабли как никогда, и, главное - она уверилась, что имеет дело с политическим проходимцем, готовым пойти на любую подлость ради достижения власти. Сам Савинков знал, что Спиридонова о нем думает, но был уверен, что она лишена возможности действовать и не сможет ничего ему сделать. Это убеждение окрепло, когда Евгения "проглотила" выдвижение Б.В. кандидатом на президентских выборах, отказавшись от предложенного ей Камковым внутрипартийного заговора и смещения всего руководства.
Предложение Камкова было интересным, но отдавала крупными неприятностями в случае провала и куда больше походило на авантюру, чем на продуманный план мести. Совсем не так хотелось Спиридоновой отыграться за прошлое, совсем не так. Напрягая все влияние, все свои навыки и средства, которыми она располагала, ей удалось добыть сведения о соглашении между Савинковым и Кондратьевым в решающие дни мая 1936; секретарь Савинкова согласился дать свидетельские показания после оказания его семье значительной финансовой помощи из фондов РСП, которыми Спиридонова располагала как глава столичного отделения. Также изъявил желание сотрудничать советник уходящего главы государства по призрению, сделавший по собственной инициативе более-менее подробную стенограмму того свидания, что было возможным благодаря удачному расположению его рабочего кабинета.
Собрав все возможные доказательства и повторно взяв с доносителей клятву в готовности идти до конца, Спиридонова в ноябре 1940 встречается с Василием Шульгиным и передает в его распоряжение собранные материалы, будучи глубоко уверенной, что в его руках они пойдут по предназначению. И действительно: после первого тура Шульгин публикует полученные сведения в ряде газет различной политической направленности, стараясь добиться максимального покрытия в минимальное время. Случился настоящий взрыв: суд опросил упомянутых свидетелей, но те торжественно признались в правдивости данных показаний. Верховный суд, однако, отказал в возбуждении уголовного дела против Савинкова и Кондратьева, вполне справедливо посчитав, что улик для рассмотрения преступления нет, а те, что есть, отдают предвзятостью. Но даже так - из этого получилась прекрасная газетная сенсация, здорово подпортившая кандидату-социалисту рейтинг перед самым вторым туром главных в его жизни выборов. Название же события в современной российской историографии взято из речи М. Кузнецовой, прочитанной ею на открытии нового корпуса родного для нее Московского Государственного Университета. Отрывок, в котором упомянут "Конверт", приведен ниже:
| ” | ... Что важнее всего для государственного деятеля? Важнее всего - помнить, как ненадежна мирская популярность. Георгий Злобин в 1928-м получил 74% голосов в первом туре - через год он, всеми преданный, проданный, оплеванный и забытый, застрелился в родном доме. Борис Савинков мог победить Василия Витальевича - пока не получил по голове "Конвертом Спиридоновой", который мгновенно развенчал его славу....
|
“ |
В российском Интернете это выражение используется для описания совершенно неожиданного случая, мгновенно изменившего ситуацию в корне.
"Господин Макаров просил кланяться"
В январе 1941 года все в России были уверены, что страсти, связанные с "Мясным кризисом", окончательно улеглись. По правде говоря, находившиеся под впечатлением от только что законченной президентской кампании и событий в Европе, российские обыватели забыли о произошедшем несколько лет назад кризисе. А все же им предстояло пережить еще одно, последнее событие, связанное с апрельскими убийствами.
Брат и сестра за 6 часов до убийства, январь 1941.
Поздним вечером 26 января бывший кандидат в президенты от РСП Борис Викторович Савинков шел по улицам Новгорода из главного отделения партии к себе на квартиру. Проиграв выборы и потеряв место в Думе, он, по словам супруги, собирался вернуться на малую родину и заниматься партийными делами в Новороссии или, если он не найдет там поддержки среди местных, окончательно уйти из политики и заняться написанием мемуаров. Но всем этим планам было не суждено сбыться: на полпути его ждали брат Николай Андреевич Полежаев. Привычка путешествовать по столь людным улицам без охраны сыграла с Б. Савинковым очень злую шутку: в него была брошена самодельная бомба, буквально разорвавшая экс-депутата на части даже без учета поражающих элементов. Согласно свидетельским показаниям, этому предшествовал необычайно короткий разговор между убийцей и его жертвой:
| ” | - Борис Викторович Савинков, если не ошибаюсь?
- Да, а что? - Господин Макаров просил кланяться! |
“ |
В то же время бросок был совершен метко - ни один из случайных горожан не пострадал, они отделались легким испугом. Прохожие сами задержали убийцу, который, впрочем, и не пытался убежать от них, улыбаясь каждому и повторяя, что "Россия отомщена". Он сохранял довольное выражение лица все оставшееся время, видимо, действительно пребывая в убеждении, что сделал доброе, достойное дело.
На утро в участок явилась Нина Полежаева, сестра убийцы, оговорившая себя: оказалось, что именно она, будучи химиком, собрала для брата оружие убийства и помогла его доставить на бульвар. Как и Николай, она отказывалась от адвокатов, не считая себя виновной: по их глубокому убеждению, они были всего-навсего оружием возмездия. В своих показаниях они подтвердили, что оба состояли во "Фронте за Отечество", были участниками всех его демонстраций и выступлений, активно жертвовали со своих заработных плат в партийную кассу, а Савинкова возненавидили из-за предательства в ходе "Кризиса". Они подробно рассказали следователям все: от мотивов до состава, из которых Нина сделала единственную бомбу.
Суд прошел быстро; брат и сестра не желали говорить в свою защиту и оправдывать свои поступки, постоянно повторяя, что "готовы умереть за горячо любимую и посрамленную Родину". В то же время, согласно проведенным экспертизам, оба были вполне психически здоровы. Следователи пытались раскрыть их связь с высшим руководством фашистского "Фронта", но они отчаянно это отрицали; Николай говорил, что мысль представиться от лица Маркова совершенно случайно зародилась в его голове, что это был абсолютно спонтанный набор фраз, выскочивших из груди только по причине большого волнения.
Их дело рассматривал суд присяжных, составленный из лиц, раньше никогда не занимавшихся активной политической деятельностью, чтобы исключить возможность предвзятости. Обвиняемые отказались от адвокатов, воспользовавшись их законным правом защищать самих себя - правда, они этим совершенно не пользовались. Брат и сестра дружно молчали, а когда судья все же упросил их выступить, слово взял Николай. Убийца, быстро поднявшийся со скамьи и улыбавшийся очаровательной белозубой улыбкой всем собравшимся на открытый процесс, произнес всего одну фразу, которая все окончательно прояснила:
| ” | Все, что я сделал, все это дело - это прощено Богом, так как я отомстил за поруганную честь России; если бы Господь пожелал, я бы повторил все, не сомневаясь.
|
“ |
Однако всех поразил итоговый вердикт суда присяжных: Нина и Николай были оправданы. В дальнейшем оба отошли от политической деятельности: Н. Полежаев отправился на фронт, где доблестно воевал и получил Георгиев IV, III-й степеней. Он вернулся в Новгород, женился по любви на дочке мещанина-книготорговца и зажил спокойной жизнью мелкого частника. Нина же во время войны работала на оборонительном заводе; в мирное время вышла замуж за главного инженера того же предприятия и стала приличной домохозяйкой. Однако, когда их все же находили репортеры с одним и тем же вопросом, оба они стояли до самой своей смерти на том, что были лишь орудиями карающей Немезиды. В этом отношении известна предсмертная записка Полежаева, которая завершалась словами классика:
| ” | "Но людям я не делал зла".
|
“ |
.
Шульгин
Само собой, такая смерть Савинкова породила конспирологическую теорию о том, что за спинами полубезумных в своем мессианстве Полежаевых стоял ни абы кто, а сам президент Василий Шульгин. Действительно, президент имел все причины люто ненавидеть Б. Савинкова, предавшего его во время "Мясного кризиса" и бывшего его главным конкурентом на президентских выборах, и желать ему если не смерти, то вечного забвения. Известно, что Шульгин не чурался "замарать" руки, если этого требовали интересы России - точнее, то, как он их понимал.
Согласно мнению известного в определенных кругах историка Степана Стариковского, Василий Витальевич воспользовался своим авторитетом среди военных и работников специальных служб и организовал это покушение, задействовав в качестве непосредственных исполнителей недалеких Полежаевых, одержимых идеей о своей избранности. Дескать, работники специальных служб России передали оружие убийства брату и сестре; они же сообщили, когда и где надо встречать Бориса Викторовича. После реализации задуманного, Шульгин повлиял на присяжных, которые вынесли оправдательный приговор Полежаевым.
В культуре
| |||||||||||||||||||||||||||||
