«Инцидент Горгулова-Савинкова», также «Потасовка депутатов», «Смертельная битва у буфета» - принятые в российской историографии варианты названия события, случившегося 24 сентября 1929 года в здании российского парламента. Тогда словесная перепалка, возникшая между Павлом Тимофеевичем Горгуловым и Николаем Евгеньевичем Марковым-младшим с одной стороны и Борисом Викторовичем Савинковым - с другой - , переросла в грандиозную драку, в которой приняли участие все депутаты Государственной Думы. За всю богатую историю русского парламентаризма ни до, ни тем более после в парламенте не случалось подобного происшествия.
Инцидент широко освещался в печати; симпатии газет разделились между группами участников драки. Но также он вошел в историю как последняя по-настоящему массовая драка в парламенте РДФР: уже 28 декабря того же года П.Н. Врангель вместе с Б.В. Савинковым свергнут президента А. Керенского и его министров, в числе прочего взяв под контроль и членов Государственной Думы республики.
В современной Российской Империи данное событие принято считать одной из наиболее ярких иллюстраций нижайшего уровня политической культуры в Российской Республике; доказательством слабости ее политической системы и атмосферы нетерпимости к чужому мнению. Инциденту посвящено немало произведений культуры, а упоминается он в еще большем их количестве.
Причины Инцидента
Всем известно, что отношения между Борисом Савинковым и Павлом Горгуловым никогда не были дружескими. Б.В. Савинков принял самое непосредственное участие в отражении «Водочного путча», мужественно сражавшись бок о бок с кремлевскими курсантами на стенах древней цитадели, и даже убив пару-тройку путчистов. Он голосовал «против» продавливаемой левыми силами амнистии, давшей, в том числе, возможность П. Горгулову, Н. Маркову-младшему, Р. Унгерну фон Штернбергу и многим другим одиозным персонажам вернуться к активной политической деятельности. С трудом пробившись со своей женой в III-й созыв Государственной Думы, Борис Викторович занимался поиском любого компромата на всех деятелей «Русского Воинства». Больше того: в газете «Вестник России» он прямо заявил, что намерен платить тысячей рублей за каждую подлинную и интересную новость о лидерах РВ, которая позволит выставить их в негативном свете. Если Савинков выступал в Думе после Горгулова, он показательно не прикасался к трибуне, на которую глава «воителей» имел привычку облокотиться, и не пил из использованного им ранее стакана воды, не вытерев его своим платком. Но на этом демонстрации презрения не заканчивались – при встрече Борис норовил подколоть своего оппонента, особенно часто намекая на его опыт пребывания в психиатрической лечебнице в 1923-м году. Возвращаясь домой, Борис частенько признавался своей любимой жене в искренней ненависти к Горгулову, которого считал «умалишенным» и «крайне опасным для России». Риторика Павла Тимофеевича, совмещавшая в себе нетерпимое православие, радикальный великорусский национализм, солидаризм и ярый монархизм, ничего кроме страшного отвращения вызвать в Савинкове не могла. Действия, к которым «воители» прибегали – вроде массовых побоищ на улицах, откровенном запугивании депутатов и власть имущих на местах, агрессивного «черного пиара» неугодных в печати – казались ему хоть и эффективными, но грубыми, варварскими. Оголтелость Горгулова и его ближайшего круга сторонников, их неприкрытые амбиции на взятие власти непарламентским путем, нетерпимость к любым иным точкам зрения также не прибавляли им «очков» в глазах отца русского солидаризма, которым считал себя Савинков.
В свою очередь Павел Горгулов не скрывал, что антипатия у них с Борисом Викторовичем взаимная. Он не упускал возможности напомнить тому о его революционном прошлом, в издевку называя «предателем еврейско-социалистической революции». Если Горгулову выпадало выступать после Савинкова, он картинно окроплял трибуну водой из стакана, намекая, что вынужден очищать ее от следов присутствия нечистого духа. Своему вождю вторили остальные лидеры «Русского Воинства»: Николай Евгеньевич Марков-младший всячески задирал Бориса Викторовича при личных встречах, громогласно обещая повесить на ближайшем фонаре в случае своего прихода к государственной власти. Также Марков не стеснялся нагло задирать заседавшую вместе с супругом Любовь Савинкову, открыто называя ее в компании своих депутатов «жидовской подстилкой» и прочими нехорошими словами. Борис также старался емко ответить и Маркову; в этом деле ему помогал депутат от консерваторов Владимир Пуришкевич, испытывавший неприязнь к Николаю Евгеньевичу еще с дореволюционных времен. Нередко к Савинкову и Пуришкевичу присоединялись их коллеги «слева», использовавшие каждую возможность уязвить «воителей» и показать стране их некомпетентность и ограниченность.
Словом, ненависть между П. Горгуловым и Б. Савинковым только и ждала выхода. Начав накапливаться еще со времен «Водочного путча», к кризисной осени 1929-го она дошла до своего пика. Неизвестно, вступил ли на момент Инцидента Борис Викторович в отношения с Петром Николаевичем, но он уже был близок к идее, что парламентская демократия в России окончательно провалилась, и нужно брать власть, пока этого не сделали «воители» или радикальные левые.
Инцидент
Спор
В обед 24 сентября 1929 года председатель III-й Государственной Думы – Борис Давидович Камков – объявил перерыв в заседаниях и распустил собравшихся депутатов на обеды. До 1924-го большинство народных избранников обедали по разным московским ресторанам, но при Шульгине в Думе был открыт собственный буфет, который и теперь кормил парламентариев. Согласно воспоминаниям, меню было разнообразным, а качество продуктов – более чем удовлетворительным, способным прийтись по вкусу даже избалованным депутатам от консерваторов. Официанты и повара с одинаковой почтительностью обслуживали всех, несмотря на собственные политические предпочтения, хоть иногда и случались презабавные казусы, в основном связанные с депутатами от «Объединенной левой» и «Русского Воинства». Борис Викторович и Любовь Ефимовна Савинковы отправились обедать: они заказали себе чай с тульскими пряниками и сели за дальний стол. Супруги степенно кушали и обсуждали предпринимаемые правительством Марии Спиридоновой шаги для выхода из кризиса, в который Россия уходила все глубже и глубже. Впрочем, говорил больше Борис: Любовь ела и почтительно слушала мужа, внимая каждому его слову. Тот же, в свою очередь, рассказывал ей о своей собственной программе по спасению экономики России: правда, припомнить подробности конкретно того разговора у Савинкова при написании посвященной этому временному промежутку части мемуаров не вышло. Пара уже допивала свой чай; пряники были давно съедены, а до начала следующих заседаний оставалось менее получаса. Любовь все чаще поглядывала на висевшие напротив нее часы, собираясь уже прервать выступления мужа и напомнить ему, что пора бы возвращаться в зал.
Однако здесь к их столику подошли «воители» - Павел Горгулов, Николай Марков, и «примазавшийся к ним», как позднее о нем скажет Савинков, Константин Воскобойник. Каждый из них держал в руке по большой кружке с некоей коричневой жидкостью, идя к мирно кушающим Савинковым, они обменивались шутками и остротами, после каждой из которых все трое смеялись до упаду. Они сели за соседний с Савинковыми стол и принялись нарочито громко обсуждать недопустимый факт наличия женщин в парламенте. Воскобойник громко сожалел, что Великая Русская революция дала женщинам слишком много прав, что угрожает самой основе государственности и семьи как общественного института. Марков во всю силу своего громоподобного баса призвал союзников поспособствовать «изгнанию бабья», а Горгулов, севший прямо напротив Любви Ефимовны, нахально улыбался всеми своими зубами и подмигивал ей, в то же время соглашаясь с доводами коллеги по партии. Борис терпел минуту, две, три; на четвертую он, не обращая внимания на попытки жены его удержать, встал со своего места и подошел к компании своих врагов. В самых вежливых, но холодных выражениях, дающих понять его истинное отношение к собеседникам, он потребовал от них пересесть подальше, или сменить тему разговора. Ответом ему стал громкий хохот Николая Маркова-младшего: смеясь, он назвал Б.В. Савинкова «подстилкой бабья» и посоветовал ему «уйти с глаз моих подальше». Сдерживая бурю эмоций, Борис повторил свою просьбу. В диалог вступил Горгулов: сохраняя хладнокровие и презрительно улыбнувшись, он порекомендовал Савинкову «уйти, пока дают, и пока есть куда». Дабы показать, что они никуда не собрались отсюда уходить, Марков-младший извлек из своего необъятного пиджака полулитровую бутыль с белесой жидкостью и с грохотом поставил ее на стол. Увидев бутылку, К. Воскобойник, по воспоминаниям Б. Савинкова, аж облизнулся и потер руки, но продолжал хранить молчание, не вмешиваясь в спор. Ситуация накалялась, никто не хотел другому уступать.
Чувствуя, что этот конфликт может зайти слишком далеко, Любовь Ефимовна подошла к своему мужу и попыталась увести его от столика «воителей» и «примкнувшего» к ним Воскобойника. Не говоря ни слова, супруга Савинкова настойчиво потянула Бориса за рукав, чем вызвала приступ неистового хохота у Маркова и ехидные смешки у Горгулова и Воскобойника. Борис Викторович вскипел, но смог подавить приступ бешенства. Он ледяным тоном спросил, над чем, собственно «дружная, но отнюдь не святая троица изволит потешаться». Отсмеявшись, Николай Евгеньевич в грубой форме порекомендовал Любви Ефимовне «с глаз исчезнуть»; а ее мужу указал на его подневольное положение «под бабьем». Возмущенный до глубины души Борис промолчал; восприняв молчание как признак слабости и капитуляции перед ним, Марков развил мысль: он посоветовал Савинковой оформить желтый билет и заняться «более подобающим делом, благо фактура есть»; ее супругу – пойти и выброситься из окна Думы. Закончил свою короткую, но очень злобную речь Марков тостом: «Господа, давайте же выпьем за Россию для русских и за смерть всех социалистов!» - присутствие за одним столом с ним Воскобойника ни капельки не смутило окончательно вошедшего в раж Николая Евгеньевича. Выпив из кружки коричневой жидкости, явно пришедшейся ему по вкусу, «воитель» самодовольно смотрел на пару, стоявшую перед их столом.
Драка
Однако он допустил крупную ошибку, недооценив стоявшего перед ним Бориса Викторовича Савинкова. Вместо того, чтобы продолжать этот бессмысленный спор, глава «Партии России» молча выхватил из рук Горгулова бутылку и разбил ее об голову Маркова, тем самым начав самую массовую, ожесточенную и захватывающую драку в истории российского парламентаризма. Впоследствии он будет вспоминать, что не собирался начинать ее: но слова «воителя» насчет его жены стали той «красной чертой», после которой Савинков уже не контролировал себя в полной мере. Искренне любивший свою третью жену, он никому не спускал нанесенных ей обид; а Марков приравнял её к проституткам прошлого режима, когда посоветовал получить «желтый билет». Простить подобное Борис Викторович был не в состоянии. В любом случае, драка началась.
Само собой, глупо было ожидать, что такой удар лишит самого Николая Евгеньевича сознания: произошло скорее обратное. Издав невообразимый животный крик, он поднялся со своего места и пихнул нечаянно подошедшую к нему поближе Любовь Ефимовну в грудь, вложив в это движение всю свою массу. Несчастная упала с ног на спину, вскрикнув от боли. Борис не смог прийти к жене на помощь: на него теперь одновременно надвигались Марков и Горгулов: глава «Русского Воинства» сквозь зубы пообещал пересчитать своему коллеге все кости его скелета – судя по его лицу, Павел Тимофеевич вряд ли шутил. Константин Воскобойник же попытался улизнуть с места побоища, воспользовавшись отвлечением своих «друзей» на Савинкова: он поравнялся со стоявшим у буфетной стойки Владимиром Пуришкевичем, когда депутат от консерваторов с самым спокойным лицом подставил ему подножку. Беглец с размаха поцеловал пол, повредив себе нос. Уложив Воскобойника, Владимир Митрофанович пару раз ударил его ногой в живот, после чего поспешил на выручку Савинкову. Остальные депутаты, находившиеся в это время в буфете – консерватор Василий Шульгин и кадет Павел Милюков – поспешили покинуть помещение, чтобы известить Бориса Камкова о нешуточной драке между парламентариями. По пути им встретился Николай Бухарин с Павлом Дыбенко; видя физиономии коллег, коммунисты поспешили в буфет: посмотреть, что же так напугало видавшего виды Павла Николаевича, который, казалось, должен был уже ко всему привыкнуть и притерпеться. А тем временем Савинков и Пуришкевич из последних сил старались избежать пудовых кулаков Николая Маркова, которые с годами только увеличивались. Разъяренный, пыхтящий и взмыленный , он еще больше напоминал кабана, сражающегося с гончими. Павел Горгулов, улучив момент, вцепился в Владимира Пуришкевича и повалил того на пол; но бывалый дуэлянт снова поставил «ножку» и главный «воитель» всея Руси полетел вместе с ним. Оттеснив Бориса Викторовича до буфета, Николай Евгеньевич взял со стойки, не обращая никакого внимания на протесты буфетчика, пепельницу, и начал размахивать ею как кастетом. Видя, насколько серьезный оборот приняли дела, Савинков тоже вооружился: ему под руку попал горшок с декоративным кактусом, привезенным одним из депутатов Думы из США. Бывалый террорист-революционер подметил, что его соперник понемногу издыхает; но пока он не ослабел окончательно, каждый его удар может стать последним – в Николае Евгеньевиче была недюжинная физическая сила, которую раньше он уже не раз доказывал. Воскобойник, наконец-то поднявшийся с пола, истекая кровью из носа, поспешил удалиться из помещения, но у самых дверей его встретили Дыбенко и Бухарин, с силой оттолкнувший «еретика» в сторону: несчастный Константин Павлович отлетел на метр и снова упал.
Перед глазами двух коммунистов разыгралась такая сцена: издав протяжной рев, Марков-младший ринулся на Савинкова, размахивая несчастной пепельницей; но только он замахнулся понадежнее, как об его спину треснул стул: удар в спину был нанесен поднявшейся Любовью Ефимовной. Развернувшись к новой угрозе, Николай упустил Бориса Викторовича, который сиюминутно ударил его горшком с кактусом по голове. Произнеся что-то нечленораздельное, Марков медленно опустился на колени и плюхнулся безвольной и бессильной массивной тушей на пол. В то же время Пуришкевич и Горгулов катались по полу, злобно пыхтя и стараясь так или иначе уязвить другого: вот, Павел Тимофеевич откусил часть левого уха от депутата-консерватора, а последний, собравшись со всеми своими силами, оттолкнул «воителя» от себя и нанес ему удар в область паха. Скрючившись от боли, Горгулов укатился под соседний стол; Владимир Пуришкевич с трудом, но поднялся: ему в этом помогла Любовь Савинкова.
Казалось, что на этом инцидент исчерпан - ведь его главные виновники, лидеры РВ, уже пали. Но тут из другой двери появилось еще пятеро депутатов от «Русского Воинства»; проорав «Наших бьют!» они ринулись в бой. Двое коммунистов также не замедлили принять участие в драке: Дыбенко двинулся на Савинкова, а Бухарин отправился к стоявшему недалеко Пуришкевичу. Примерно с этого момента драка потеряла хоть какую-то смысловую нагрузку: фактически, началась битва всех против всех. Оправившийся и вылезший из-под стола Горгулов смог свалить Савинкову, но мгновенно улетел в нокаут от удара с левой от П.Е. Дыбенко. Тот, в свою очередь, не обернулся вовремя, и был свален совместными усилиями пары Савинковых. Во второй раз вставший с пола Воскобойник снова попытался улизнуть, но теперь был перехвачен двумя депутатами от «Объединенной левой», которые принялись его сурово избивать за отступничество. Довольно быстро очнувшийся Марков снова устремился в гущу боя, опрокидывая всех своих противников (и некоторых союзников) и стараясь найти в этом хаосе Савинковых. В дело шло все: кулаки, ноги, зубы, ремни, импровизированные кастеты из пепельниц, предметы мебели и обихода; кто-то пытался ткнуть кого-то вилкой, было разбито много бутылок с вином ли, водкой ли, обыденной ли минералкой – неважно.
И только через полчаса после начала всеобщей свары в буфет пришли Борис Камков и выходившие на его поиски Павел Милюков с Василием Шульгиным. Их сопровождала также пара совсем еще розовых юнкеров, недавно принесших присягу и получивших в руки боевое оружие. Картина разгрома была потрясающей: от роскошного буфета не осталось фактически ничего, а многие депутаты уже лежали в спокойствии и умиротворении на полу. Только Марков-младший, пыхтя и безбожно ругаясь последними матами, сражался с Савинковыми, а Бухарин катался по полу с вновь очнувшемся Горгуловым, да где-то в сторонке лениво пинали Воскобойника. От масштабов случившегося Камков лишился дара голоса; Милюков, опершись на буфетную стойку, отчаянно воздел руки к небу и спросил: «Господи! Что это за безумие!» - ответом стала фраза, брошенная сквозь зубы Шульгиным: «Безумие? Нет, Павел Николаевич, это – русский парламент!». Только через полминуты Борис Давидович, председатель Государственной Думы, смог поднять голос и потребовать от драчунов разойтись: но чтобы разнять крепчайшие объятия Бориса Савинкова и Николая Маркова потребовалась помощь юнкеров, Любви Савинковой и Василия Шульгина. Сплевывая кровью на пол, Марков громогласно обещал расправиться с «захватившими Русь-мать жидами, бабьем, подбабниками да социалистами!» - Савинков парировал следующим: «Мнение толстой, вонючей свиньи никого не ….» (опущено нецензурное высказывание).
Последствия
Массовая драка в парламенте, разумеется, не прошла мимо мало-мальски крупных изданий Российской Демократической Федеративной Республиик. Уже вечером того же дня появились первые очерки; а на следующее утро уже вся страна обсуждала поведение народных избранников. Симпатии людей разделились: у парламента прошел митинг "Русского Воинства", на котором красный, как вареный рак, Николай Евгеньевич Марков торжественно клялся "выбить дурь" из Савинкова; однако последний не явился на заседания, отлеживаясь дома после драки. С трибуны Государственной Думы Н.Е. Марков-младший громогласно провозгласил о своей победе: настоящим шоком для него стало решение Бориса Камкова об исключении всей фракции "Русского Воинства" за провокацию кровопролитного побоища в стенах парламента на 25 заседаний. Только присутствие в зале заседания солдат Кремлевского гарнизона помешало Маркову устроить новую драку; он ушел, при этом заявив, что не намерен возвращаться сюда более никогда - тем самым он открыто отказался от
История имела и дальнейшие последствия: так, вечером 3-го октября, по дороге из единой школы, чуть ли не была похищена неизвестными Анастасия Борисовна Савинкова - девятилетнюю девочку спасли решительность матери, принявшей неравный бой с двумя мужчинами, и неравнодушие прохожих. На следствии подозреваемые молчали; через день они таинственным образом исчезли из камеры и больше не появлялись. Сам Савинков, тогда все еще лежавший дома, на всю жизнь был убежден, что то были происки даже не Маркова, а именно Павла Тимофеевича Горгулова - по мнению исследователей, это было то событие, которое заставило Б.В. Савинкова окончательно перейти к действиям и связать свою судьбу с командующим московским гарнизоном Петром Николаевичем Врангелем. Интересно, что на следствии и Горгулов, и Марков-младший отрицали свою причастность к тому инциденту с дочкой Бориса Викторовича; однако на штаб-квартире "Воинства" были найдены документы, подтвердившие их знание о готовящемся похищении и об одобрении этого акта.
Впрочем, сторонники савинковской "Партии России" не хотели оставаться в долгу. Уже 9-го октября пятеро молодых людей, одетых в форменную одежду ПР, напали на московской улице на Николая Маркова. Им удалось свалить этого гиганта; его хорошо так побили, но молодежь спугнул проходивший мимо "Штурмовой отряд" "воителей". Позднее сторонники П.Т. Горгулова развернули настоящую охоту за избившими их лидера людьми; сам Николай Евгеньевич Марков-младший, превозмогая боль, выступил на митинге своей партии, начав ее с фразы: "Враги России, подло напав из-за угла, обезобразили меня. Но им не удалось поколебать мою решимость, нашу решимость в деле Освобождения Родины от всех захвативших ее супостатов!".
Работа парламента, точнее, его нижней палаты, была практически парализована. Депутаты при малейшем удобном случае напоминали один другому схватку в буфете, ища виновных и побежденных. Обсуждение законопроектов всегда сбивалось на личности, а попытки председателя Бориса Камкова водворить порядок успеха не имели. Ситуация осложнялась еще и тем, что между членами Государственной Думы происходили все новые и новые стычки, становившиеся еще более ожесточеннными и злыми. В частности, когда Марков-младший наконец-то вернулся, не сдержав громко сказанного слова, Борис Савинков с супругой и левые встретили его частушками о "Счастливом человеке" - оскорбительными стишками, направленными против фигуры второго человека в "Русском Воинстве". Владимир Пуришкевич нападал на Бухарина, а последний не отставал от него; в зале постоянно слышалась брань, ругань и издевательские словечки. Отчаявшись управлять этой массой, Камков даже подал в отставку с должности председателя 1 ноября, отказавшись даже от попыток добиться от народных избранников какого-нибудь толка.
В культуре
Уже 1-го октября в залах Государственной Думы появились небольшие листочки с куплетами про "Счастливого человека", написанные, как он потом признается, Борисом Викторовичем Савинковым, и посвященные Николаю Евгеньевичу Маркову-младшему. В довольно простеньких стишках повествовалось о тяжелой работе "народного избранника", который не понимает, чего от него в парламенте вообще все хотят. Однако сразу же после работы он заходит в рюмочную, и ему становится все лучше и лучше: Савинков описывает его мечты, крутящиеся вокруг выпивки, продажной любви и избиения других людей. Завершалось произведение четверостишьем, в котором уже сам автор выносил приговор "Свинье в мундире" и призывал коллег изгнать его из зала. Простенькие, но запоминающиеся рифмы разошлись по всей стране; их цитировали на собраниях коммунистов, социал-демократов, либералов и савинковцев; Владимир Пуришкевич их декларировал с трибуны Думы, когда фракция "Русского Воинства" вернулась в зал заседаний после истечения срока дисквалификации.
Драка в парламенте была освещена на многих плакатах того времени, показавших как абсурдность самого парламента в Российской Демократической Федеративной Республике, так и скотское поведение отдельных его депутатов. Особенно тут отличились коммунисты, выпустившие целую серию карикатур. В стороне не остались и "савинковцы": в их "Вестях России" была опубликована небольшая игра, в которой читателю предлагалось из небольшого приложения "собрать свинью": путем нехитрых манипуляций с бумагой получался стилизованный, но весьма и весьма похожий на оригинал портрет Николая Маркова. Наиболее полно и качественно на экране "смертельную битву у буфета" смогли показать в телесериале "Савинков". Этому событию и его последствиям посвящается пятая серия третьего сезона, прозванная "Смертельной битвой". В серии фактически дословно экранизировали реальные события, даже добавив некоторой суровости происходящему: так, за Камковым отправился только Милюков, а Шульгин принял непосредственное участие в потасовке. Николай Марков-младший, чью роль исполнил Егор Просвирин, выглядел действительно устрашающе, особенно когда произносил коротенький монолог про надлежащую, сугубо-рабскую роль женщин в идеальном российском обществе. Сцены самой драки были сняты необычайно искусно и мощно: по настоянию режиссера, все трюки выполнялись самими актерами и актрисами, без привлечения каскадеров. Ради эффектности и пущей достоверности киносъемка проводилась,с разрешения специального комитета Думы, в ее настоящем буфете, который был свидетелем исторической драки. В той же серии был показан отдых главного героя (Хабенского) после боя: его окончательное, полное разочарование в методах парламентской борьбы и решение идти на союз с Петром Врангелем.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
