| ” | Мы должны победить. Мы должны победить. У нас на руках уже столько, что, если мы проиграем, то однозначно умрем: а за нами на плаху отправится и вся Франция. Нет права на ошибку, нет права на оплошность - все сделать в срок и точно.
Ad majorem Dei gloriam! (Лев Победоносцев) |
“ |
| ” | Германия не готова, Италия не готова, Коминтерн не готов - и только президент слепо верит в наш успех. Иногда я не жалею, что потерпел поражение и был сослан в Россию.
(Зигмунд Тельман)
|
“ |
| ” | Тогда никто ничего не понимал. Ну, постреляли там итальянцы друг в друга, будто в первый раз. Я был свято уверен, что пошумят, и разойдутся.
(Василий Шульгин)
|
“ |
Инцидент под Тренто, также Обстрел в Венето, Ноябрьский кризис - произошедшая 20 ноября 1940 года перестрелка между частями Итальянской Социальной Республики и Итальянского Государства, в ходе которой погибло по трое офицеров с каждой стороны и пять рядовых солдат Рима. Эти печальные события послужили катализатором дипломатического кризиса, который, в свою очередь, запустил Вторую Европейскую войну.
До сих пор не все обстоятельства тех событий известны современным историкам, а многие положения официальных трактовок подвергаются небезосновательному сомнению.
Предпосылки
Солдаты Итальянского Государства, осень 1940.
После относительно недолгой, но упорной и кровопролитной Гражданской войны, Италия была разделена на две совершенно неравные части: фашистское Итальянское Государство и леворадикальную Итальянскую Социальную Республику, причем последняя занимала лишь территорию Венето, приложенную к границе Германии. Остальной Аппенинский полуостров, Сицилия и Сардиния полностью принадлежали Риму, где установился жесткий тоталитарный режим Акилле Стараче, отличающийся от РеИ итальянского фашизма большей степенью милитаризованности и значительной паранойей государственного аппарата. Также Стараче, в отличии от Муссолини, интегрировал Святой Престол в государственные структуры, решившись опереться на авторитет главы католической церкви в своих интересах.
По условиям мирного договора, подписанного сторонами в Барселоне, они обязывались создать двухстороннюю комиссию, направленную на выработку устраивающей всех конституции. Однако ее работа саботировалась как из Венеции, так и из Рима: никто не был готов жертвовать своей властью ради условного национального единства. Поэтому комиссия очень быстро превратилась в пустышку и прекратила свое бессмысленное существование в 1924, оставив статус-кво с разделенной Италией нерешенным и даже не указав путей к разрешению этой проблемы.
На самом деле, что ультраправые, что ультралевые готовились к объединению, которое должно было состояться не по доброй воле итальянцев, а исключительно огнем и сталью. Так, с 1925-го года, Акилле Стараче проводит реформирование армии, ориентируясь на возрождавшиеся вооруженные силы Второй Республики , с которой Италия была связана множеством договоров, начиная от облегченного таможенного пространства и заканчивая тайным оборонительным союзом, направленным против социалистического правительства из Венето. Под мудрыми советами французских советников, итальянская регулярная армия выходит на новый профессиональный уровень развития, а с середины 1930-х даже начинается полноценная ее механизация, правда, безбожно растянувшаяся из-за нехватки средств и технической базы. Чтобы в полной мере понять, насколько влиятельными были военные при Стараче, достаточно вспомнить, что по подсчетам современных исследователей, на армию и флот тратилось свыше 70% национальных доходов. Простым же людям оставалось довольствоваться рассказами пропагандистов про духовное величие Рима и ту опасность, которую представляет из себя северный сосед. Люди слушали и вполне доверяли этим словам, тем более, что контроль за обществом в Италии был поставлен на широкую ногу, и узнавать альтернативное мнение было неоткуда.
Пионеры ИСР на параде, лето 1940.
Красная же Италия, какой бы ее страшной угрозой не старались бы представить, на деле была лишь придатком к Германской Социалистической Республике, причем довольно-таки отягчающим придатком, больше требующим, чем дающим взамен. Итальянская Социальная Республика была неспособна содержать саму себя: все ее заводы работали исключительно на интересы обслуживания монструозной "Линии Бордига" - целого комплекса оборонительных сооружений по всей границе ИСР и ИГ, названной так в честь несменного руководителя страны Амадео Бордига. Под влиянием правящего в Германии Карла Ульбрихта Бордига и другие руководящие члены Трудовой партии Италии быстро радикализировались, становясь, по меткому выражению российских журналистов, "левее левого края". Как и западный сосед, ИСР вкладывала практически все свои средства в развитие армии и укреплений на границе, но, из-за крайне небольшого размера самого государства его средства были крайне незначительны.
Демаркационная линия между Итальянским Государством и Итальянской Социальной Республикой всегда была напряженной - ведь правительства вышеназванных стран не отказывались от претензий на земли друг друга и старательно готовились к новой войне, которую полагали использовать для объединения всей Италии. По линии разграничения регулярно случались столкновения между войсками сторон, в ходе которых зачастую погибали военнослужащие обеих армий. Всего с 1920, когда было подписано перемирие между Римом и Венецией, по 1940-й случилось свыше сотни различных по интенсивности перестрелок, жертвами коих пало свыше 500 человек. Можно сказать, что в Европе, как и во всем мире, привыкли к тому, что итальянцы стреляют в друг друга, после чего обмениваются гневными дипломатическими нотами и расходятся.
Обстрел и последовавшие события
Выживший в ходе артобстрела Джузеппе Бьянки.
Ранним утром 20 ноября 1940 года казармы 64-го пехотного полка покинула инспекция из пятерых офицеров и восьмерых солдат-охранников на трех легковых машинах, которая направилась на передовую. Этот полк, считавшийся элитой итальянской армии, стоял на у самой демаркационной линии, у города Тренто, находившегося под контролем коммунистов. Бойцы и их командиры должны были, по официальной версии Итальянской республики, просто прибыть на новое место постоянной дислокации; коммунисты же будут утверждать, что единственной задачей этих несчастных людей было только подставиться под "дружественный огонь" и умереть, чтобы дать тем самым толчок к эскалации мировой напряженности. Так или иначе, военные отправились к своей цели.
И уже в восемь утра по местному времени с территории, контролируемой войсками Итальянской социальной республики, по патрулю был открыт артиллерийский огонь. Одна из машин, в которой ехали старшие офицеры, немедленно взлетела на воздух; вторая была повреждена, и из нее едва успели выбраться водитель-солдат и адъютант погибшего капитана. Вскоре к огню пушек присоединились стрелки, бившие неожиданно метко: так, чудом спасшийся шофер, был сражен наповал выстрелом в легкое, пробившем орган насквозь. Только последняя машина, шедшая в конце колонны, осталась без повреждений: по ней промазали два раза, и ее пассажиры успели оставить опасный автомобиль. Солдаты Итальянской республики залегли в оказавшемся рядом овраге; на их счастье, артобстрел быстро прекратился: о проблемах со снабжением в ИСР в Интербеллуме знали все, а особенно - в Южной Италии. Воспользовавшись такой удачей, бойцы и последний выживший офицер убежали: в спину им, конечно, постреляли, но как-то вяло, без особого энтузиазма - солдаты отделались легкими шрамами.
Пьетро Бадольо, генерал Итальянского государства.
В девять с половиной выжившие добрались до блокпоста, расположенного за несколько километров от места происшествия, где и поведали всю историю вышестоящим офицерам. Те, разумеется, отправили их в тыл: докладывать верховному командованию. Таковым в то время был генерал Пьетро Бадольо, руководивший главной группировкой войск Государства - северо-восточной. Он, как личный друг Акилле Стараче, всегда пользовался некоторой автономностью в принятии решений, касающихся ответных действий "красным": так, бОльшую часть ответных артударов санкционировал именно он. Но сегодня Бадольо, неожиданно для офицеров своего штаба, немедленно связался с Римом и доложил обстановку непосредственно главнокомандующему. Глава Италии строжайше запретил обстреливать вражеские позиции и, более того, велел отвести войска с нейтральной полосы, определенной договором о перемирии 1922-го года. Отдав соответствующие распоряжения своим подчиненным, Стараче немедленно, лично отбыл на самолете в Париж: где его вечером 20-го числа встречали в Версале, доме семьи Фурнье.
С противоположной стороны, Амадео Бордига еще в 14:15 по местному времени отрекся от обстрела; лидер итальянских коммунистов назвал все происходящее "дешевой провокацией". Не желая подставляться, он отказался от предложения своих генералов оккупировать внезапно освободившуюся нейтральную полосу; на места был спущен приказ готовиться к отражению полномасштабного вражеского наступления, могущего начаться с минуты на минуту.
Дипломатический кризис
Дино Гранди, министр иностранных дел Италии.
Однако правительство Стараче не торопилось переходить в атаку так скоро - если верить некоторым историкам, то их хитроумный план только-только начался. Уже в семь вечера министр иностранных дел Италии Дино Гранди на весь мир обвинил ИСР в регулярном нарушении условий заключенного раньше перемирия. В своем обращении, адресованном всем кабинетам Европы, Дино собрал все крупные происшествия на границе и громогласно обвинил в них Венецию. Он обвинил Бордига и компанию в гибели тысячи итальянских солдат и офицеров за прошедшие года и потребовал от красных конкретных действий по искуплению страшной вины. Например, Рим потребовал выплаты крупной компенсации семьям погибших во время несения службы в нейтральной зоне; от других европейских правительств Гранди пытался добиться солидарности и поддержки его новой идеи: ввода французских войск на "белую полосу" в качестве миротворческих сил. Обращение, превращенное штатными писателями в обличающую речь, было встречено овациями в итальянском парламенте и на предприятиях; по стране прошли стихийные митинги, выражавшие свою солидарность с заявлением министра иностранных дел.
Ранним утром 21-го ноября к заявлению Гранди присоединился Пьер Лаваль, его французский коллега. Действуя в полном согласии с Высшим Французским советом, Лаваль потребовал от Амадео Бордига строго исполнять все условия Мадридского перемирия и выплатить компенсацию погибшим; также он добавил, что армия Французского Государства готова занять спорную территорию, если на то согласятся остальные европейские державы. Через два часа после завершения официальных франко-итальянских переговоров президент Конрад Ульбрихт объявил о желании Германии и дальше являться гарантом независимости Северной Италии; немцы нашли требования реваншистов "невыполнимыми" и "глубоко оскорбительными", призвав нации Старого Света воспротивиться такому акту "дипломатического произвола". Обстановка начала накаляться; президент России Николай Кондратьев призвал обе стороны сесть за стол переговоров и "отойти от оскорбительного языка ультиматумов".
Итальянские чернорубашечники на демонстрации.
На следующий день итальянские газеты растиражировали интервью солдата-призывника Джузеппе Бьянки, попавшего под артобстрел на границе. Слезливые, жалостливые мотивы (единственный сын у старой матери и брат - у маленькой сестры) неожиданно органично сочетались с восторженной патриотикой, желанием отомстить за погибших однополчан и ненавистью ко всем левым идеям. Яркий, красочный стиль газетной заметки позволил Акилле Стараче разжечь страсти: чернорубашечники провели ряд маршей по государству, интервью читали в армии, на предприятиях и фермах, в поместьях и церквях. Патриотический восторг охватил подданных Стараче: и хотя у современных историков вся эта история вызывает большие вопросы, тогда она сработала "на ура". Выступая перед разгоряченными горожанами, верховный главнокомандующий поклялся "добиться наступления справедливости". В частности, он признался, что "слишком долго мы терпели существоввание безбожного ада на итальянской земле" и призвал Бордига "покаяться в совершенных преступлениях". Великолепно отыгранная комедия - а по другому такую речь воспринимать сложно - позволила поддержать народ Государства "в тонусе".
Тогда же король-диктатор Скандинавии, Фредерик X, отдал приказ о стягивании резервов на государственную границу с Германией; монарх, пользовавшийся весьма интересной репутацией в Европе, открыто занял сторону Юга в дипломатическом противостоянии. Исполняя его приказ, военный министр Ялмар Фриссель привел в состоянии боеготовности пограничные части - радикальная часть правительства явно рвалась в драку. Однако со второй половины 22-го числа скандинавская риторика быстро и неожиданно сбавила обороты: по воспоминаниям кронприцессы Маргарете, ее родной брат созванивался с французами, и те посоветовали ему "не нагнетать ситуацию". Кроме Гетеборга, французов, хоть далеко и не так рьяно, поддержал Лондон - президент Эдвард Вуд объявил о своем согласии с позицией Рима и необходимости ввода французских войск на нейтральную полосу. В будущем этот шаг будет стоить Вуду всей его карьеры, но тогда он получил одобрение у своего парламента и правительства.
Александр Щедров в 1940-м.
Утром 23 ноября российский президент потребовал от посла во Франции активных действий. Александр Романович Щедров честно попытался исполнить приказ главы государства и добился встречи тет-а-тет с Оливье Фурнье, надеясь отговорить того от непродуманной военной авантюры, угрожающей спокойствию всего континента. Магистр Гвардии с напускным радушием принял посла, с которым они некогда были дружны, в Версале; там у них состоялся продолжительный и напряженный разговор. Фактический правитель Франции всячески отрицал причастность Стараче к инциденту под Тренто и во всем обвинял северян; сперва он даже клялся в исключительно мирных намерениях своей страны, но, наткнувшись на ожидаемое недоверие, решился приоткрыть свои карты. Подведя гостя к огромной карте Европы во всю стену, он широким жестом провел разграничительную линию по реке Эльбе, произнеся при этом "восточнее Эльбы для Франции земли нет". Такой прозрачный намек был правильно понят профессиональным дипломатом: французское руководство обещало отдать правый берег Эльбы России в обмен на ее благожелательный нейтралитет. Сославшись на свою неуполномоченность, Александр Романович поспешно покинул дворец, для себя все окончательно решив. Ему стала совершенно очевидна готовность Франции развязать очередную всеевропейскую бойню, но он пока что не отчаялся удержать грядущее, надеясь убедить Франсуа де ля Рока, всегда выглядевшего реалистом.
Пока Оливье Исидор Мари пытался прельстить Щедрова совместным франко-российским светлым будущим, итальянцы продолжали выяснять отношения друг с другом. Неожиданно для всей остальной Европы, 23-го числа пришли сообщения о массовых столкновениях на нейтральной земле, которую обе стороны, если верить их предыдущим словам, покинули. А. Бордига первым обвинил своего визави в нарушении Мадридского перемирия: согласно новостям из Венеции, интегралисты попытались занять удобные для артобстрела позиции, воспользовавшись отходом оттуда красных войск. Аналогичные гневные комментарии, с естественной сменой виновных, дал и Рим; генерал Бадольо, впрочем, признался, что первым санкционировал две атаки, оговорившись, что это необходимо для ликвидации вражеских батарей. В зависимости от политических симпатий, газеты приводили то одну, то другую версию; некоторые же издания пытались, внимательно сопоставляя их, вывести третью, ту, что произошла на самом деле. Обстановка явственно накалялась, но точка невозврата, по мнению большинства государственных деятелей, еще пройдена не была и сохранялась робкая надежда на мир.
Шарль Моррас перед выступлением.
Днем 24-го ноября в Париже прошли необычайно массовые демонстрации в поддержку Итальянского государства, на которых выступали первые лица Франции. Но больше всего народа собралось на Елисейских полях, где перед ними появился министр пропаганды Шарль Моррас в пышном парадном одеянии. После импровизированного молебна "за здравие славных бойцов Господа", старый, но бодрый мужчина прочел самую свою яркую обличительную речь против коммунизма и Германии, в конце которой, обнажив подаренную Фурнье саблю, изрубил на мелкие кусочки принесенный кем-то из гвардейцев красный флаг. Такой пафосный жест был на ура воспринят народными массами, которые принялись петь "Походный марш" и прославлять мудрость своих руководителей. В этот же день, насколько известно современным историкам, Анри Петен подписал приказы о начале призывной компании и переводе промышленности на военные рельсы. Эти два распоряжения, по мнению многих специалистов, полностью доказывают, что реваншисты изначально все подстроили, и теперь только разыгрывали грандиозный спектакль перед остальной Европой. К тому же, пока Моррас эпатировал немцев, Шарль де Голль уже отбыл на восточную границу - к танковым частям, своему главному детищу и великой надежде.
Николай Кондратьев 25-го ноября официально призвал Акилле Стараче и Амадео Бордига перейти к мирным переговорам и предложил себя в качестве посредника. Неожиданно для многих европейских политиков, глава Итальянской социальной республики согласился с Кондратьевым и заявил о своей готовности встретиться со Стараче на российской территории. Совсем скоро его одернул Ульбрихт; германский лидер наотрез отказался от любых мирных предложений со стороны России и призвал итальянского коллегу "не нарушать пролетарского единства". И хотя Бордига не отказывался от своих слов, встречи не состоялось - президент Италии внезапно оказался болен и на этом основании уклонился от участия в конференции. Глава Российской Демократической Республики понял, что его мирные инициативы спросом не пользуются; но он все еще пытался сохранить голубое небо над Старым светом, отослав в Париж секретные инструкции своему дипломату. Согласно воспоминаниям Александра Щедрова, в этих документах глава государства приказал ему соглашаться на любые условия, которые позволят остановить надвигающуюся войну, которой, по его мнению, Европа банально не переживет.
Лев Победоносцев на вокзале в окружении охраны.
Но маховик французской военной машины уже начал приходить в действие, хоть это и скрывалось от посторонних глаз. В грандиозной кампании мистификации принял участие сам Лев Победоносцев, легендарный кардинал посетил 26-го числа расположение дивизии Государственной гвардии "Шарлемань", где провел показательный молебен "за сохранение мира в Европе"; впрочем, когда капеллан, перейдя ко второй части обширной программы, начал читать обличительную речь против Германии с брони бареля, то все присутствующие смогли понять истинный смысл произнесеннных раньше слов. Высший французский совет намекал: мы, конечно же, за мир во всем мире, но наши барели готовы к стремительному броску через пол-Европы, так что вам лучше прислушаться к нашим предложениям. К слову о которых: Франсуа де ля Рок встретился вечером 25-го числа с Щедровым; премьер-министр и дипломат долго и обстоятельно обсуждали европейские события, но только через несколько часов Александру удалось вывести главу правительства на интересующую его тему. Тогда Рок озвучил предложение Франции, и теперь оно звучало уже значительно менее привлекательно: Государство претендовало на всю Европу за исключением Балкан, и только в таком случае премьер-министр был готов гарантировать безопасность России и ее ближайших союзников вроде Болгарии. Придя домой, Щедров крепко-накрепко все обдумал: ранним утром 26-го ноября, взяв всю ответственность на себя, отказал Року в заключении такого договора.
В Италии снова начались бои: Красная армия и батальоны чернорубашечников столкнулись под Мандрией в окрестностях Падуи. Число человеческих жертв с обеих сторон превысило пять сотен, а городок перешел под контроль Рима. Амадео Бордига в который раз обвинил Акилле Стараче в провокации конфликта и торжественно объявил о начале мобилизации, хоть пока и частичной, в Итальянской социальной республике. Уже в обед 26-го числа аналогичную меру ввел Стараче, получив предварительное благословление у папы Римского - радикального антикоммуниста и убежденного интегралиста. Английский президент Эдвард Вуд в интимном разговоре с Анри Петеном, известным по материалам судебного расследования в Британии, заверил того, что английский линейный флот поможет французскому в обеспечении полной торговой блокады Германской социалистической республики; с аналогичным обещанием позвонил Фредерик X, тяжело дышавший в трубку, будто вернулся после тяжелой физической работы. Тогда же впервые с начала дипломатического кризиса последовал комментарий из Варшавы: Константин Рокоссовский выразил уверенность, что "очень скоро народы Европы исправят страшную ошибку и сотрут с карты красные пятна". В качестве доказательства серьезности своих намерений Начальник государства польского объявил о начале полной мобилизации.
Солдаты Итальянского государства на марше в нейтральной зоне.
Последний мирный день 27-го ноября был переполнен напряжением. По всей итальянской нейтральной зоне начались бои; немецкие части покидали места дислокации и направлялись на границы; французы же готовились к броску, назначенному на завтра; наконец, президент Николай Кондратьев, отчаявшись уладить дело миром, приказал Александру Щедрову немедленно возвращаться в Россию вместе со всем посольством. В тот же день в "Аксьон франсэз" была отправлена обширная статья "Сейчас или никогда" за совместным авторством Льва Победоносцева и Шарля Морраса, в которой они, дав краткий обзор всему Интербеллуму, обосновали критичность исторического момента и необходимость срочного нападения на Германию. Публикация была отсрочена; закончив все приготовления, лидеры Франции отправились на последнюю свою вечеринку. Там, по воспоминаниям Фантины Фурнье, ее отец, Победоносцев, Деа и Бюкар устроили соревнования в меткости - когда же пустые бутылки закончились, кардинал сделал знак своему верному Жаку Марату и тот вынес к радостным гостям портреты, множество портретов самых разных деятелей - дочка Магистра точно запомнила, что там были Шульгины, Ульбрихт, Бордига, Гучков, Корнилов, Рейснер, Князьков, Блюм - победу одержал Лев Константинович, поразивший Василия Витальевича и Ларису Михайловну ровно в глаза с внушающего уважения расстояния.
Самым ранним утром 28-го ноября французские бомбардировщики поднялись с аэродромов и устремились на восток, исполняя загодя продуманный и прописанный план "Чудо". Дипломатический кризис закончился, а Вторая Европейская война только-только началась...
Итоги и последствия
Руины Тревизо после бомбардировки франко-итальянскими силами.
Разумеется, главным итогом дипломатического кризиса является Вторая Европейская война, начавшаяся сразу после его окончания.
Конспирология
Главный вопрос, волнующий всех историков и исследователей данного вопроса - кто же первым открыл огонь, провоцируя противоборствующую сторону на симметричную меру и, соответственно, разжигание вооруженного конфликта.
Интересные факты
- Все свидетели инцидента погибли во время Второй Европейской войны.
В культуре
| |||||||||||||||||||||||||||||
