| Великая Октябрьская Французская революция | |||
| Основной конфликт: Великая Война | |||
 | |||
| Дата |
2 октября - 1 ноября 1917 | ||
|---|---|---|---|
| Место |
Французская Империя | ||
| Причина |
Усталость населения от войны, всеобщий кризис в государстве. | ||
| Итог |
Победа революции, провозглашение Второй Республики и подписание Версальского перемирия. | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Вторая Французская революция (во французской историографии – Славная революция, в отечественной – Великая Октябрьская Французская революция) – восстание во Французской Империи, происходившее с 2 октября, когда в Париже прошли первые демонстрации, и до 1 ноября, когда новая власть подписала Версальское перемирие со странами «Аккорда».
Вторая в истории Франции революция привела к свержению монархического строя и установлению власти Временного правительства; фактическому выходу Франции из Великой Войны и началу мирных переговоров с враждебными ей странами; всплеску насилия в государстве и началу массовых столкновений на улицах между сторонниками различных партий. Были сокрушены самые основы государственного устройства: за время ВОФР произошло еще две попытки смены режима – одна со стороны ультраправых, а другая – от ультралевых «рувистов». Однако при поддержке армии и зарубежья власть осталась в руках Жоржа Клемансо, подписавшего долгожданное перемирие и начавшего подготовку к созыву нового Национального Собрания.
За относительно короткое время Второй революции она унесла с собой в могилу свыше семи тысяч человек, погибших во время уличных боев или от зверств радикалов. Также было уничтожено немало выдающихся памятников вроде Вандомской колонны и памятника Наполеону I перед Домом Инвалидов. Это событие, в то же время, оставило после себя огромный след во французской культуре последующих лет, причем оценки Революции до сих пор остаются довольно полярными.
Предпосылки[]
К октябрю 1917-го года Французская Империя уже более шести лет находилась в состоянии войны – она принимала, пожалуй, самое большое участие в Великой Войне. И хотя удачи чередовались с поражениями, последних явно было больше: уже к 1915-му наметился кризис «Антанты». После провала последнего решающего наступления франко-скандинавских армий в Германии, Кальмар предпочел подписать «Мир с честью», как его назвал Кристиан X, и покинуть арену геополитики, хотя бы на некоторое время. Таким образом, Париж лишился своего самого способного союзника и был вынужден покатиться назад. Летом 1916-го боевые действия оказались перенесены на территорию самой Франции, чего не случалось со времен самых Революционных войн! Войска под командованием способных генералов и маршалов пытались дать отпор, но все было тщетно. Сказочным, почти что невероятным напряжением сил французы смогли зимой 1917-го стабилизировать фронт, но обстановка ухудшалась с каждым месяцем. Нумидия – последняя колония, оставшаяся в зоне досягаемости Парижа – также сражалась из самых последних сил, благо португало-бразильские части не могли похвастаться такими уж хорошими качествами на поле боя.
Экономика Империи не выдержала перенапряжения усилий. Отчаянные попытки правительства Пуанкаре совмещать ведение глобальной войны по всему земному шару и установку Императора на «бизнес – как прежде», привела к потрясающему социально-экономическому кризису, с которым новый кабинет, составленный в декабре 1914-го Клемансо, уже никак не мог справиться. В сентябре 1917-го был выпущен последний, 13-й займ, не собравший и миллиона франков. Патриотический пыл в массах угас, как пропали и деньги у народа. Фабрики, ориентированные на мирное производство, в лучшем случае работали в полсмены, в худшем – закрывались. Но даже оборонная промышленность, лишенная источников сырья, работала слабо, не обеспечивая нужды сражавшихся на фронте частей даже на жалкую треть. Деньги сказочно обесценились – курс франка к золоту падал постоянно, а министерство финансов и не думало остановить бешеный станок. Безработные женщины и мужчины старше призывного возраста сидели на нищенском, голодном пайке, который, к тому же, приходил нерегулярно. Отрезанная от почти всех своих заморских владений, Франция с ужасом смотрела на грядущую зиму 1917-1918, которая, по обещаниям синоптиков, должна была стать самой холодной в Европе за последние 20 лет. На этом фоне даже парижской элиты пришлось своеобразно «затянуть пояса» - до нас дошли воспоминания придворных Наполеона VI, недовольных сокращением мяса в рационе и отказом монарха подавать к чаю свежие пирожные.
Наполеон VI Бонапарт в 1917-м.
Сам Наполеон VI же окончательно превратился в параноика, видящего кругом себя сплошные заговоры, обманы и наветы. Неудачи на фронтах он считал временными и был свято убежден, что Россия, Германия, Английская республика и Соединенные Штаты Америки рухнут сами под внутренними противоречиями: игнорировался печальный для монарха факт, что в его стране на эти самые противоречия накладывались еще и страшные военные поражения и факт самого присутствия вражеской армии в пределах Франции. Глава государства ходил, будто затравленный зверь, часто вымещая свою злобу на подвернувшихся ему под горячую руку людях – обыкновенно то была жена, пытавшаяся хоть как-то образумить своего благоверного. Все попытки Ж. Клемансо и других министров намекнуть на катастрофическую ситуацию во всех сферах жизни общества он беспощадно пресекал, требуя от них всех повиновения, послушания и веры. Он был свято уверен в грядущей победе и нерушимости французской нации перед лицом любой опасности. Буквально 1 октября, выступая перед собравшимися парламентариями, он заявил: «Верьте мне, победа будет. Рано или поздно, но мы победим в этой тотальной войне!»; все, кроме него и парочки самых рьяных депутатов из «Лиги патриотов» прекрасно понимали, что объяснить такое поведение чем-либо кроме помешательства невозможно.
Французская Империя хорошо готовилась к Великой Войне в плане внутренней политики. В феврале 1911, меньше чем за месяц до начала грандиознейшего конфликта в человеческой истории, фанатик из «Лиги патриотов» убивает метким выстрелом в сердце Жана Жореса; уголовное дело было развалено после объявления Францией войны Англии. Тогда же сформировался «Священный союз» - объединение всех представленных в Законодательном корпусе политических партий, куда вошла даже Социал-демократическая партия, после смерти лидера подозрительно быстро сменившая курс. Блок оказался весьма крепким и держался несгибаемо вплоть до 1916-го, когда война пришла в саму Францию. Это вынуло первый кирпич из-под его основания: СДПФ ушла из его состава, что стало поводом для ее запрета; одновременно с подачи Шарля Морраса были созданы «Ударные отряды» на фронте, игравшие, в то же время, роль аналога корпуса жандармов. Среди других жертв террора, проводимого властями и сочувствующими, можно вспомнить писателя-гуманиста Ромена Роллана, убитого 3 мая 1915 в одном из парижских кафе. Эта смерть была подана как «жертва» на «священный алтарь памяти» о умершем два дня назад Поле Деруледе. Однако работать тактика «кнута и прута» перестала уже к лету 1917-го, когда кризис стал очевиден уже всем – от аристократических салонов и до парижских ночлежек. «Союз» перестал работать, а депутаты занялись хитрыми подковерными интригами, стараясь добиться принятия именно их уникального и утилитарного плана для спасения нации и, опционально, трона, который уже перестал восприниматься как обитель непогрешимых лидеров Франции.
Отчетливее всех картину развернувшейся катастрофы мог представить Жорж Клемансо. Его должность премьер-министра позволяла ему собирать данные со всех сторон жизни Империи: он был в ужасе. Примерно с июля 1917-го Жорж осознал, что войну нужно закончить как можно скорее – если Император не хочет сам ее закончить, то Император должен уйти. Но перед его глазами был страшный пример предшественника – Раймон Пуанкаре еще в декабре 1914-го настойчиво предлагал Наполеону VI пойти на мир с «Аккордом», пока ситуация еще не стала критической – и он был казнен по обвинению в государственной измене и шпионаже на русских. Глава правительства мог вспомнить и другие моменты: за 1916-1917-й в его кабинете сменилось 12 человек, с которыми Император расправлялся хоть и менее эффектно, но эффективно: один «совершенно случайно» выпал из окна, другой «отравился», третий «ушел по собственному желанию» и потом был найден утонувшим в Сене… Что уж говорить, в такой ситуации принять решение о перевороте было действительно тяжело и трудно. Пожилой человек и семьянин, Клемансо не хотел до последнего рисковать – но, поняв, что от него этого хочет сама История, сопротивляться не посмел. Вместе с ним сразу же согласился выступить его заместитель, Жозеф Байо; о поддержке говорили некоторые генералы, уставшие от безнадежной борьбы и желавшие прекратить кровопролитие. По некоторым данным, даже такой одиозный в дальнейшем деятель как Анри Петен, «последний маршал Империи» и будущий президент Французского Государства, благосклонно отнесся тогда к намерениям министров произвести переворот и начать мирные переговоры с «Аккордом». Заговорщики планировали свое выступление на 15 октября: предполагалось арестовать императорскую семью и принудить Наполеона VI отречься в пользу Национального Собрания, а непосредственную власть передать правительству Клемансо. Умеренные из числа военных также обговорили с Жоржем неприкосновенность Елены Бонапарт и ее детей: чувствовавший, что логика событий потребуют от него нарушить это слово, Клемансо все равно его дает. Ему требовалось поддержка среди армейского офицерства.
Однако история, как то обычно и бывает, пошло совсем не так, как ей предписывают идти из уютных кабинетов. Первое слово в свержении французской монархии принадлежало самому французскому народу – обыкновенным Жаннам, Гортензиям, Мариям, Жозефинам, Эжени и так далее.
Хронология событий[]
Париж встал[]
Гортензия Беноа, Жанна Пикар и Эжени Матье (слева направо) в 1920-м перед торжественным банкетом в свою честь.
Заветной искрой, что подожгла великолепный костер, стало увольнение ранним утром 2 октября со снарядной фабрики Филиппа Моро трех работниц – Жанны Пикар, Гортензии Беноа и Эжени Матье. Эти трое происходили из потомственно рабочих семей, никогда не были под прицелами жандармов и всегда сторонились любой политики. Причиной увольнения было отсутствие у предпринимателя достаточных сумм для выплат работницам. Ну а поводом стал, как обтекаемо, выразился мастер, «надлежащего рабочего вывода» - две немолодых женщины (Гортензия и Эжени) и совсем юное, неопытное создание (Жанна) оказались, по сути, выброшены на обочину жизни и остались один на один с не очень благовидными перспективами. Они возмутились и отказались уходить: им удалось поднять всю фабрику, недовольную сокращением зарплат и попытками Моро с помощью хитроумной системы штрафов вернуть ее значительную часть обратно.Попытки управляющего, инспекторов и мастеров водворить порядок своими силами были прекращены, а фабрика встала. На импровизированном митинге горячая, юная и боевитая Ж. Пикар смогла воодушевить работниц на продолжение борьбы и разослала гонцов к находящимся поблизости заводам. Как-то само по себе получилось, что именно она стала вождем народного возмущения, от которого уже очень недалеко было до настоящего революционного выступления.
К обеду того же дня забастовка распространилась по ряду крупных фабрик Парижа: известие о событиях у Моро распространялись чрезвычайно быстро и служили катализатором для копившегося годами недовольства. Рабочие повсеместно отказываются подчиняться начальству и создают комитеты по управлению стачкой на местах; вечером происходит первое собрание делегатов от бастующих предприятий, которыми были одни женщины, общим числом в 69 человек. Собравшиеся решили продолжать забастовку, а по настоянию заведенной событиями такого дня Жанны Пикар было решено добавить к требованиям немедленные мирные переговоры. Делегаты клятвенно заверили друг друга в готовности продолжать акцию, несмотря ни на какие опасности и угрозы. Примерно в это время на заводах появляются первые представители нелегальной Социал-демократической партии Франции, мгновенно приступившие к идеологической обработке протестующих. Их слова западали глубоко в душу; они высказывали то, о чем эти бедные женщины только думали – колоссальный успех ораторов-социалистов был обеспечен. Они быстро завоевали большой авторитет у работниц, им удалось воздействовать на протест в нужном им ключе.
Историческое фото Жоржа Клемансо, идущего на встречу с Фердинандом Фордом.
Парижская мэрия упорно игнорировала факт начала крупнейшей стачки с конца 00-х годов; тем более ее упускали из виду органы высшей государственной власти. В отчете, присланном премьеру Клемансо, о волнениях только упоминалось, не приводилось никакой конкретики по ним. Властные структуры были полны уверенности, что уже назавтра все само собой закончится, и можно будет снова вернуться к обсуждению очередного плана по спасению «Орлиного дома» в целом и Франции в частности. Пожалуй, большим реалистом оказался сам Жорж Клемансо, сразу же поручивший своему доверенному лицу Жозефу Кайо установить контакт с руководством СДПФ, находившемся в глубоком подполье. Одновременно с этим он самолично встречается с Фердинандом Фошем, который все-таки гарантирует невмешательство армейских частей в свержение монарха. Но теперь премьер-министру этого было мало. Понимая, какой хаос предстоит пройти государству, он требует от Фоша «командной игры» для «спасения французского народа» - армия должна полностью признать грядущее правительство и стать его надежной опорой. После долгих уговоров маршал соглашается и на такое; теперь они оказались, как будет вспоминать Клемансо, «в одной утлой лодчонке» и должны были «грести согласовано».
Но утром 3 октября заводы Парижа и не приступали к работе, больше того – география протеста расширилась почти на весь «Город Огней». Штабом пока что относительно мирного неповиновения стал завод Моро, где главенствовали уже социал-демократы, вовремя привлекшие на свою сторону «боевые знамена» - Жанну Пикар и ее старших подруг. Искренний и пылкий энтузиазм рабочих соединился с высоким профессионализмом опытных подпольщиков и кадровиков, на выходе неся с собой большую угрозу для властей Империи и для ее столицы. Усилия полиции были тщетны: на спешно возведенных баррикадах их встречали отчаянные женщины и инвалиды, проклинавшие и их самих, и императора, пославшего их сюда. Стражи правопорядка не решались применить оружия, быстро отходя на исходные позиции. Еще до наступления вечера уже появились первые политические лозунги, требовавшие немедленного мира и ликвидации ненавистной простым людям монархии. Некоторые улицы перешли под контроль работниц, к которым присоединялись члены СДПФ, чье руководство увидело в народном возмущении тот самый сакральный шанс на успешное, победоносное восстание.
Демонстрации в Париже начинаются.
Самые дальновидные из французского высшего света, вроде Филиппа Моро с семьей, уже поспешили покинуть столицу, раскаленная обстановка которой только и становилась все горячее и горячее. Однако большинство аристократов, деятелей культуры, представителей буржуазии оставались на месте, веря в способность органов власти защитить их от любого возмущения со стороны недалекого плебса. Известно высказывание Шарля Морраса, растиражированное левыми изданиями времен последующей Второй Республики: «Девицы легкого поведения, швеи да агенты Новгорода не смогут ничего сделать нашей величайшей монархии». Этими словами любит жонглировать в своих работах, посвященных «Славной революции», Франсуа Олланд; в то же время ряд правых политиков ставит под сомнение сам факт произношения такой фразы довольно опытным политиком.
Наконец, только ближе к вечеру 3-го числа парижские власти решаются что-то предпринять. Они приказывают солдатам городского гарнизона выйти на улицы и заняться демонтированием возведенных мятежниками баррикад. Бойцы исполнили приказ, но, дойдя до целей, все как один, перешли на сторону бунтовщиков. Их поддержали многие офицеры, срывавшие с себя имперские погоны и нацеплявшие простые, трехцветные кокарды к груди. Если некоторые, самые морально устойчивые отряды и пытались исполнить отданный приказ, то они быстро разоружались революционными рабочими. В руки толпы попало оружие: на ее сторону перешло много военных. Третье октября также принесло еще одно новшество: на севере Парижа собрались представители рабочих окраин. Вдохновляемые левыми интеллектуалами, они объявили о создании Комитета Общественного Спасения, который сразу же заявил о своей претензии на руководство всем восстанием. Председателем нового революционного органа стал Марсель Кашен, двумя его заместителями были Поль Вайян-Кутюрье и Анри Гильбо.
Агитатор от "рувовцев" на фабрике.
Настало утро следующего дня, когда плохие вести дошли уже до самого Наполеона VI. Париж практически стал неподконтролен: бойцы КОС заняли великолепный особняк Марии Кшесинской. Хозяйка богатого дворца была зверски изнасилована и убита разъяренной толпой, а в здание въехал сам Комитет. Жандармерия окопалась в своих помещениях: многие же ее члены вообще не выходили на работу, здраво опасаясь за свою жизнь. Городские тюрьмы быстро опустели: уголовники покинули свои камеры и присоединились к революционерам, рассчитывая неплохо пожиться в обстановке всеобщего хаоса и анархии. Гарнизон Парижа окончательно разложился, а некоторые полки перешли под управление Комитета Спасения, соблазненные великолепными речами профессиональных агитаторов. Руководство СДПФ, узнав, что Кашен создал, по сути, правительственный орган, заявило об исключении Кашена и всех его сторонников из своих рядов. Лидер радикальных социалистов во время своего выступления с балкона особняка Кшесинской сказал: "Я горжусь разрывом с официальной социал-демократией; отныне я именуюсь "Рувовцем!" . В парламенте Франции к тому моменту окончательно рассыпался "Священный союз", который покинула даже "Конституционная партия".
| ” | Уже 4-го октября мы поняли, что у французов случилось что-то очень нехорошее. (Василий Шульгин)
|
“ |
| ” | Патронов не жалеть, холостых залпов не давать! (Приказ Наполеона VI гвардейцам, отправленным в Париж)
|
“ |
Отречение Наполеона VI[]
Император французов узнал в полной мере о происходящем только в девять утра по местному времени, когда революционная толпа под предводительством молодого журналиста Камилла Блюма смела слабую охрану мэрии и овладела последним оплотом правительства в городе. К тому времени в Париже оформилось так называемое "троевластие" - на роль правительства претендовали Комитет Общественного Спасения, партийная верхушка социал-демократов и легитимный парламент. Первый опирался на наиболее радикальных рабочих и левых интеллектуалов; второй руководил городскими массами, а третий мог бы заручиться поддержкой буржуазии, аристократов и армии. Разгневанный Наполеон VI приказал гвардейским полкам выдвинуться из Фонтенбло на Париж и подавить бунт в крови горожан; солдаты достигли окраин французской столицы. Однако их уже ждали части, признавшие руководство КОС: их ожесточенные столкновения продлились до 16:26, когда капитулировали последние роты Фонтенбло. Командовавший карательной экспедицией полковник Николя Брюне был арестован собственными офицерами, в последний момент перешедшими на сторону восстания.
Получивший новости о гибели гвардейских полков, Наполеон VI созывает срочное собрание правительства - он решил озвучить свою монаршью волю всем министрам. Помимо гражданских, на совещании присутствовали Фердинанд Фош и Анри Петен - первый как командующий всей французской армией, а второй - как маршал стоящей прямо перед Парижем армии. Требование явиться было озвучено в семь вечера; буквально через полчаса собрались все, кого глава государства желал видеть. Предоставив собравшимся краткую сводку печальных новостей, Император спокойным тоном приказал Фошу и Петену повернуть против мятежной столицы оставшуюся осадную артиллерию и обстрелять поселение. Он обосновал необходимость такой меры тяжестью обстановки; наибольший огонь он желал направить на рабочие кварталы, надеясь испугать повстанцев. Сладострастно описывал Наполеон страдания мятежников и членов их семей, давая понять, как сильно он этого хочет. Окончив речь, он приказал министрам и военным немедленно приступить к исполнению полученных приказаний.
Вагон, в котором произошла описанная сцена.
Однако никто не покинул своего места в роскошном купе поезда. Жорж Клемансо первым указал Наполеону VI на невозможность исполнения подобного приказа. Как только разъяренный монарх потребовал от Фоша "арестовать предателя", маршал заявил о невозможности для себя исполнить и этот его приказ. Вспыльчивый монарх обругал собравшихся; ответ - Жозеф Кайо молча положил на стол загодя подготовленную декларацию об отречении от престола. Шокированный Бонапарт сел в свое кресло напротив всех остальных гостей; Клемансо потребовал от Наполеона подписать отречение от престола Франции за себя и за своих наследников, отречься в пользу Национального собрания, которому и предстоит в будущем определить государственное устройство Франции. Хныча, Император долго отказывался исполнить требование заговорщиков: он просил, умолял, грозился и плакал, по воспоминаниям присутствовавших в ту эпохальную ночь в вагоне. Наконец, Кайо не выдержал: достав из кармана револьвер, он направил его в лицо монарху. Молчание остальных стало одобрением. Видя единодушие своих врагов, Наполеон VI подписал бумагу ровно в девять часов по Парижу.
Анри Петен приказал своим солдатам взять монарха под стражу; Жозеф Кайо и Жорж Клемансо отправились в революционный Париж с документом, которым собирались завоевать людские симпатии; Фердинанд Фош направился к телеграфу, желая отправить странам "Аккорда" сообщения о произошедшем. Ошеломленный произошедшим, Наполеон VI еще долго будет требовать от своей охраны исполнения приказов; он окончательно успокоится только через два дня. По воспоминаниям заговорщиков, за всю вечернюю сцену Император французов ни разу не вспомнил о своей жене и детях; он говорил и, как видно, думал только о своей собственной жизни и своей собственной короне.
Новое правительство и поход на Фонтенбло[]
| ” | Я пришел к вам с оливковой ветвью миротворца в одной руке и оружием борца за свободу - в другой. Господа, не дайте оливковой ветви выпасть из моей руки. Повторюсь, не дайте оливковой ветви выпасть из моей руки... (Жорж Клемансо в Законодательном корпусе)
|
“ |
| ” | Каждый октябрь каждого года я стараюсь провести в одиночестве, оплакивая падшее величие. (Шарль Моррас)
|
“ |
Радостные парижанки встречают Ж. Клемансо.
Премьер-министр Империи прибыл в Париж в час ночи 5 октября, где его уже ждали толпы народа. Не растерявшись, Ж. Клемансо сразу же объявил об отречении Наполеона VI от престола и начале мирных переговоров с "Аккордом". Он завершил свою короткую, но чрезвычайно эмоциональную и сильную речь фразой: "Парижане! Я привез вам мир и свободу!" - симпатия толпы сразу же была им завоевана. Никто не мог помешать Жоржу и Жозефу прибыть в парламент, где представители "Французского центра" Поль Дешанель уже организовал иллюминацию в их честь. Зачитав текст отречения перед депутатами нижней палаты парламента, Клемансо объявил голосование по данному вопросу. И хотя зал заседаний покинули крайние монархисты, собрание не потеряло кворума, и приняло легитимное решение отстранить от государственной власти монарха. В этой части плана у премьера не было никаких сомнений: он прекрасно понимал, что депутаты предпочтут избавиться от столь непопулярного института, каким стала французская монархия. Зато позднее начались настоящие трудности: предстояло договориться о новом правительстве. Однако к Жоржу очень вовремя приходит понимание, что в Законодательном корпусе не представлена сила, которая в действительно управляет Парижем - Социал-демократическая партия Франции, находившаяся с начала Великой войны под официальным запретом.
Уже днем 5-го октября Жорж Клемансо, оставив переговоры с парламентскими фракциями на своего верного заместителя, отправился на встречу с руководством СДПФ. Он познакомился с Луи Дюбрей, Камиллом Блюмом и Аристидом Брианом: эти трое людей фактически взяли контроль над крупнейшей левой партией государства. К. Блюм, испуганный усилением диких "рувовцев", в конце концов надавил на Бриана, а вдвоем они убедили формального главу социал-демократов Дюбрея пойти на компромисс с "буржуазным" правительством. В спорах родилась новая модель государственного устройства, которой и надлежало управлять Францией вплоть до начала работы Национального собрания. Уже в ночь уехал Клемансо от лидеров СДПФ, но теперь его душа была спокойна: он знал, что компромисс достигнут и взаимопонимание установлено.
Ранним утром 6-го октября Законодательный корпус и Сенат на совместном заседании большинством голосов поддержал формирование нового правительства. Пост временного главы государства достался Клемансо; его премьер-мини- стром становился Кайо, а новую должность "революционного комиссара" получил Аристид Бриан, контролировавший работу всех остальных министерств. Поль Дешанель становился главой Законодательного корпуса; Сенат был расформирован за ненадобностью. Мэром Парижа становился относительно левый либерал Эдуар Эррио, чья фигура устраивала как СДПФ, так и умеренно-правые партии. Посты в кабинете были распределены примерно поравну между либералами из "Французского центра" и социал-демократами. Лишь пост военного министра достался конституционалисту Фердинанду Фошу в знак уважения его заслуг перед Родиной в деле ее освобождения от террора императорской власти. По мнению ряда экспертов, то было самое левое правительство Франции со времен диктатуры якобинцев; впервые в истории еще не до конца отмененной Империи такие высокие посты в ней занимали представители левого фланга.
Создание коалиционного правительства было с радостью воспринято народом, ожидавшем от кабинета незамедлительных действий по установлению мира. И действительно, в тот же самый день Ф. Фош отправил по войскам приказ прекратить огонь, а новый министр иностранных дел обратился к руководству стран "Аккорда" с предложением немедленно сесть за стол переговоров. Жандармерия быстро подчинилась новой власти, видя в ней гарантию своего спасения; армия благодаря Фошу также была за Клемансо. Но у главы временного правительства была как минимум одна крупная проблема - парижский Комитет Общественного Спасения, упорно отказывавшийся признавать его власть и распускаться. Достижение компромисса с СДПФ сразу сделало Клемансо врагом для Кашена и его сторонников; в тот же час, когда Жорж принес присягу на верность Франции в качестве ее временного руководителя, КОС провел унификацию своих частей в Гвардию парижских коммун - под рукой Марселя Кашена оказалось свыше 35 тысяч вооруженных мужчин и женщин, а новое правительство не желало применять свою силу. Временщики же решили вышибать клин клином и объявили о создании "Национальной гвардии" для защиты революции и нового порядка.
Жанна Пикар в декабре 1917-й.
Здесь на арену действия снова вышла Жанна Пикар, постепенно свыкшаяся со своей ролью вождя народных масс. Она сблизилась с левой частью СДПФ, сохранявшей симпатию к "рувовцам", но согласившейся поддержать становление временного правительства. Сохраняя значительное влияние на умы парижских работниц и рабочих, Пикар представляла собой самостоятельную и сильную фигуру, от решений которых в октябрьские дни зависело немало. Ее ближайшее окружение, состоящее из политических авантюристов и вчерашних уголовников, вовремя "примазавшихся" к революции, подало ей оригинальную идею: организовать поход простонародья на дворец в Фонтенбло и арестовать императорскую семью до того, как это сделают новые правители страны. Выступая вечером 6-го октября на массовом митинге на юге французской столицы, Пикар призвала толпу пойти вместе с ней на Фонтенбло. Призыв пользовался большой популярностью; неожиданно для Ж. Пикар ее поддержали деятели Комитета Общественного Спасения, которые желали опробовать в деле "Гвардию" и привлечь внимание мира к своей деятельности. Занимавшиеся делами обустройства новой власти Клемансо и Кайо не успели ничего предпринять, чтобы помешать революционной толпе.
В результате уже к утру 7-го октября толпа и части "Гвардии парижских коммун" вышли к Фонтенбло, где, на тот момент, находились кузен низложенного монарха - Франсуа Генрих - и жена Наполеона VI Елена и их дети: Иоахим, Анна-Луиза Мария и Гораций Антуан. Первому скоро должно было исполниться шестнадцать, двум вторым не было и четырнадцати. Их зашуганная семейной жизнью мать не решалась самостоятельно убежать, а Франсуа Бонапарт до сих пор не мог понять, что случилось в Париже. Добравшись до императорского дворца, толпа некоторое время стояла в нерешительности, опасаясь предпринимать что-либо по отношению к такому сакральному объекту. Ненависть в толпе уже начала утихать, а все попытки Пикар ее подогреть успеха не имели.
Толпа отправляется на Фонтенбло.
Однако ближе к обеду с территории дворца раздались выстрелы, направленные в толпу - погибло пять человек, из них две женщины. До сих пор среди историков нет единства во мнениях, насчет того, кто же действительно стрелял: некоторые говорят, что то были реакционные офицеры гвардии, не удержавшиеся от переполнявшей их ненависти. Однако другие люди убеждены, что огонь открыли агенты Комитета Общественного Спасения: дескать, Кашену было выгодно спровоцировать резню во дворце, поэтому его люди и решили снова взбудоражить толпу. Как бы то ни было, толпа вмиг пришла в ярость: за несколько часов революционеры овладели Фонтенбло. Немногочисленные гвардейцы, которые пытались оказать сопротивление, ничего не могли поделать с колоссально превосходящим по численности врагом: на одного защитника дворца приходилось двадцать атакующих, при чем у последних зачастую тоже было огнестрельное оружие.
Франсуа Генрих Бонапарт вместе с последними охранниками и семьей двоюродного брата занял оборону в правом крыле, однако, он быстро понял, что удержать помещение у него не получится. Воспользовавшись полуобморочным состоянием Елены и испугом гвардейцев, он вступил в переговоры с довольной Ж. Пикар. Она гарантировала ему безопасность, если принц передаст в распоряжение толпы своих родственников. Франсуа быстро согласился на такую выгодную сделку: Елена, Иоахим, Анна-Луиза и Гораций были выданы Пикар и ее соратникам. Их поволокли в Париж; пользуясь своим положением, Жанна сама тащила за руку пытавшуюся сопротивляться Елену, сохраняя торжествующее выражение лица. Дети отрекшегося Императора шли рядом с матерью: Иоахим пытался подбодрить остальных, а на последнем отрезке пути он взял на руки ослабевшую сестру. Толпа постоянно оскорбляла пленных, но последние отвечали им молчанием. Осознавая свою силу, вдохновительница похода сорвала с экс-императрицы все ее нательные украшения и присвоила их себе - впоследствии все ювелирные изделия Елены найдутся в ее богатой коллекции.
Установка гильотины.
Тем временем у конечной цели их маршрута по приказу КОС уже была установлена гильотина, собранная загодя рабочими сочувствующего делу леворадикалов завода. Добравшись до места назначения, Пикар произнесла короткую, крайне эмоциональную речь, в которой призвала парижан "нанести последний удар по тирании" - казнить родственников свергнутого монарха. Толпа с восторгом отнеслась к такому предложению; трое революционеров покрепче схватили детей Наполеона VI, а необычайно довольная своей ролью Жанна, слегка приобняв Елену, предложила той с нескрываемым садизмом постоять в стороне - она уверяла, что ее, в общем-то, никчемная жизнь не особо интересна парижскому народу. Первым казнили Иоахима, который на прощание поцеловал мать и сестру, и лег под лезвие спокойно и с глубоким чувством собственного достоинства. Вторым в мир иной ушел Гораций: в своем последнем слове он проклял собравшихся и пообещал Франции великие бедствия впоследствии. Все это время Елена безвольно стояла и смотрела; как только рука палача потянулась к Анне-Луизе, она бросилась на колени перед Жанной Пикар, умоляя последнюю оставить в живых ее дочь, у которой и так не было прав наследования. Сделав вид, что она ничего не услышала, Пикар оттощила Анну к гильотине, на прощание пнув в лицо ее мать. Кое-кто в толпе начал сомневаться в справедливости действий народного правосудия, однако, гильотина и в третий раз сработала превосходно, прекратив девчачий плач. Но кровавая трагедия на этом не закончилась: Елена накинулась на Жанну, повалив ту на землю и начав ее избивать. Разгневанные парижане оттащили императрицу от своей предводительницы, а последняя в охватившей ее ярости отвела и ее на гильотину. Таким образом, уже к 16:06 вся семья Наполеона VI была мертва. Тела были отвезены на соседнее кладбище и брошены в общую яму; на этом заботы закончились.
По воспоминаниям ряда очевидцев, с крыши соседнего дома за столь своеобразной церемонией наблюдал молодой солдат с длинной винтовкой и черной повязкой на правой руке. Разобрать выражение лица с такого расстояния было решительно невозможно; молчаливый зритель видел всю сцену от самого ее начала и до конца. Покинул свой пост этот солдат только тогда, когда лезвие отрубило голову Елены I. Тогда этой детали никто и не думал придавать какое-либо значение; героями тех дней был явно не тот солдатик на домике, а Жанна Пикар и ее друзья. Однако весной 1935-го года магистр "Государственной Гвардии" Оливье Исидор Мари Фурнье признался российской журналистке Ларисе Рейснер, что тем человеком на крыше был именно он, совершенно случайно узнавший о готовящейся казни. По прошествии стольких лет он с горечью вспоминал о тех событиях и жалел о своем малодушии: жаловался Ларисе Михайловне, что тогда ему не хватило решительности пристрелить Пикар, издевавшуюся над его сводными братьями и сестрами.
Падение Комитета Общественного Спасения[]
Марсель Кашен на митинге "рувовцев".
Леворадикалы остались довольны итогами случившегося. Старшая линия Бонапартов, как они думали, прервалась; законных наследников Наполеона VI уже не осталось на свете, а скоро вслед за родственниками должен был направиться и сам монарх. О существовании же в природе Оливье Исидора Мари Фурнье тогда никто и не догадывался. Со всей Франции в Париж съезжались сторонники "рувовцев", зачастую вооруженные: "Гвардия парижских коммун" росла в численности очень уверенно и быстро. Многие важные объекты французской столицы де-факто контролировались ими; например, Ратуша и ряд центральных департаментов. КОС и не собирался разбирать устроенные по городу баррикады, готовясь к новому витку напряженности в обществе. Марсель Кашен и его окружение крайне оптимистично смотрели на свою будущность и продолжали наращивать агитацию в военных частях, расквартированных неподалеку. Многие рабочие кварталы города были на его стороне; также ГПК была вполне боеспособной силой. Тогда левые политики были уверены, что смогут вскоре провозгласить о начале социалистической революции.
Однако они не учли целый ряд факторов. Во-первых, армия. Франция сохраняла боеспособную и многочисленную армию, хранившую лояльность Фердинанду Фошу. Офицерский состав комплектовался из людей, невоспреимчивых к левой агитации; они ненавидели "рувовцев", а после казни Елены Бонапарт и ее детей стали открыто презирать. В намечающемся противостоянии вооруженные силы были за временное правительство Клемансо, которое выглядело гораздо более респектабельно. Во-вторых, провинция. Отнюдь не все департаменты восторженно встречали агитаторов КОС: в ряде мест они были арестованы и переданы представителям власти. На западе страны же начались выступления против самого факта революции: словом, крестьяне и провинциалы были явно не готовы ко второй фазе революции. В-третьих, социальная база самого КОС была уж слишком ограниченной, чтобы вызвать массовое движение - расправа над невиновными детьми и женщиной только усугубила это положение. Наконец, в-четвертых, остальные политические силы бывшей Империи были едины в своем желании как можно скорее покончить с дестабилизирующим общество влиянием Комитета.
Красногвардейцы в занятом ими особняке М. Кшесинской.
Утром 8-го октября социал-демократы объявили о своей безоговорочной поддержке кабинета Клемансо, а последний повторно издал указ, разрешающий деятельность СДПФ. В официальных газетных изданиях социалистов "рувовцев" клеймили как отступников и бандитов; к травле присоединились остальные печатные органы, чьи редакторы прекрасно понимали необходимость борьбы с леворадикалами. В ответ солдаты "Гвардии коммун" разгромили ряд типографий, особенно правой политической направленности. Отдельно стоит упомянуть штурм "Аксьон Франсэз": здание было отбито только с помощью вовремя подоспевшей Национальной гвардии, открывшей огонь по демонстрантам-рувовцам. С 9 по 13 октября конфликт только нарастал, но пока что Клемансо и Кайо не были готовы кардинально решить проблему с их противниками. В то же самое время внутри Комитета начались разногласия: относительно умеренная его часть противостояла попыткам руководства начать всеобщее восстание под лозунгами социалистической революции.
Ситуация начала изменяться только 15-го октября. Тогда в Париж из западных департаментов прибыл молодой полковник Национальной гвардии Антуан ДеАртуа - дальний родственник того самого герцога Артуа, бывшего в начале XIX века знаменем легитимизма. Его потомок первым в Орлеане надел на себя революционную кокарду и принимал непосредственное участия в захвате властных учреждений. Потом он ездил по окрестностям и формировал из представителей крестьянства и мелкой буржуазии ударный отряд Национальной гвардии. Теперь он прибыл в Париж, где его встречали как героя минувшей Войны и спасителя от красной заразы. С ним было около 10 000 человек, хорошо вооруженных и дисциплинированных, готовых слушаться его команд. Вместе с его отрядом в распоряжении Жоржа Клемансо, Фердинанда Фоша и Анри Петена оказалось свыше 100 000 человек. В лучшем для красных случае они не могли выставить на улицы и 40 000. К тому же многие части парижского гарнизона шатались из стороны в сторону, ни у кого не было уверенности в их настоящей преданности. В воздухе французской столицы отчетливо запахло порохом: противостояние между Комитетом и временным правительством с каждым днем заходило все дальше и дальше.
Жанна Пикар выступает с обличительной речью против "рувовцев".
Лучше всех изменения в обстановке прочувствовала Жанна Пикар. Она быстро удалила от себя всех людей, близких к правлению Комитета Общественного Спасения, выдав часть из них полицейским. Потом, 16-го октября, она выступает с заявлением, в котором заклеймила левых социалистов и "рувовцев" предателями дела революции и опасными для общественного блага сектантами. Ее выступление было растиражировано всеми французскими газетами: в знак признания её заслуг Жорж Клемансо представил Пикар к награждению орденом "Почетного легиона"; та горделиво отказалась принять "монархический" знак, попросив вместо этого предоставить ей и ее семье особняк Марии Кшесинской, в котором на тот момент заседал Комитет Общественного Спасения. Жанна сладострастно описала страдания, которым подвергалась во время "старого режима"; перечислив еще раз свои заслуги, она потребовала себе новую собственность. Временное правительство увидело в таком наглом и самодовольном обращении шанс: Клемансо согласился и приказал парижскому муниципалитету удовлетворить просьбу "народной героини".
Само собой Комитет "рувовцев" отказался освобождать помещение, одновременно вызвав к себе все отряды "Гвардии коммун". И вот тут случилось то, что давно должно было произойти: парламент Франции послушно проголосовал за предложенный Полем Дешанелем запрет деятельности КОС и его вооруженных формирований, а Антуан ДеАртуа получил приказ силой занять особняк Кшесинской. Кровопролитные бои начались 17-го октября примерно в обед: многие части парижского гарнизона перешли на сторону Комитета, но не все отряды коммун смогли достать вооружение: большая их часть была разоружена нацгвардейцами. Париж снова погрузился в хаос борьбы - некоторое время существовала реальная опасность занятия красными здания парламента. Однако малая численность, слабая организация, отсутствие связи между отрядами и плохое вооружение привели к поражениям. Территория Комитета постоянно сокращалась, а контратаки не приводили ни к какому результату. В ходе сражений серьезно пострадал архитектурный облик Парижа: в частности, "рувовцы" разрушили статую Наполеона Великого у Дома Инвалидов, а от огня правительственной артиллерии пала Вандомская колонна. Обе стороны проявляли жестокость по отношению к друг другу: нередки были военные преступления и убийство гражданских.
Жертвы столкновений "рувовцев" и правительственных сил.
Наконец, к утру 19-го октября оставшиеся в подчинении у Марселя Кашена и Поля Вайяна-Кутюрье части стянулись к особняку Кшесинской, в районе которого и случились последние городские бои этого этапа революции. Красные сражались отчаянно, но умелое использование ДеАртуа артиллерии сводило на нет их храбрость. Окружавшие дворец дома были снесены; рядом с Антуаном постоянно ошивалась Жанна, требовавшая не стрелять по ее новому дому. Национальные гвардейцы пошли в решающую атаку в 13:40 по местному времени; Марсель Кашен был убит в ходе перестрелки, а Вайян-Кутюрье оглушен и схвачен. Третий лидер Комитета Общественного Спасения, Анри Гильбо, с немногими бойцами прорвался из особняка и скрылся в направлении парижских катакомб. К концу дня с "Гвардией парижских коммун" и леворадикалами было покончено; временное правительство одержало первую серьезную победу в игре за государственную власть в мучительно умирающей Французской Империи.
То было первое в истории после Регенсбургской коммуны организованное и массовое движение радикальных социалистов, которому удалось временно, но взять под контроль высшую власть в части столичного города. Современные исследователи видят в битве французского временного правительства и Комитета Спасения грозного вестника последующих событий уже в Германии - гражданского противостояния и братоубийственной войны.
Казнь Наполеона VI[]
Шарль Александр Дюпюи, председатель Революционного трибунала.
Параллельно со всеми этими событиями заседал Революционный трибунал - внеконституционный орган судебной власти, сформированный приказом Жоржа Клемансо от 7-го октября. В этом суде заседали представители социал-демократов: юристы со стажем, придерживавшиеся радикально республиканских взглядов на будущее своей страны. Такая однородность трибунала объясняется тем, что самое его создание было одной из уступок премьер-министра эсдекам, благодаря которым они вообще согласились его поддерживать. Либеральные политики открещивались от работы в таком органе, опасаясь "заморать" руки во время репрессий против вчерашних соседей по парламентским скамьям - поэтому в составе самого трибунала их почти что не было. Однако председателем Ревтрибунала была избрана компромиссная фигура Шарля Дюпюи - старого депутата Сената, довольно либерального по меркам верхней палаты павшей Империи. Он согласился занять пост, так как был убежден в своих силах овладеть революционной стихией и направить ее в более-менее созидательное русло; также он считал, что сможет оградить от репрессий невиновных чиновников ФИ.
По состоянию на 7-е число в руках временного правительства был главный виновник мировой бойни - Наполеон VI. Министры последнего имперского кабинета целиком вошли в состав Временного; как-то само собой разумеется, что их никто не собирался арестовывать и допрашивать. Социал-демократы успокоились, получив публичные "покаяния" Жоржа Клемансо и Фердинанда Фоша; о большем они пока и не мечтали. Помимо Императора французов, арестованы оказались некоторые генералы, запомнившиеся населению бесталанностью и близостью к главе государства. Также специальным постановлением Революционного трибунала был арестован князь Николай Дмитриевич Голицын - лидер русской монархической эмиграции, человек, бывший чрезвычайно близким к Наполеону VI. Его многие во Франции в 1917-м году считали провокатором Великой бойни; отношение к нему было соответствующим. Шарль Дюпюи также собирался арестовать императорскую семью, однако, был опережен Жанной Пикар и сочувствующими ей людьми. Ему осталось лишь констатировать факт отправления "народного суда".
Даже противостояние между Временным правительством и Комитетом Общественного Спасения не могло остановить работу судебного органа - в нем были заинтересованы обе стороны, поэтому деятелей Трибунала никак не касались уличные столкновения по всему Парижу. Его председатель же оставался популярной фигурой даже в среде леворадикалов: парижские хроники сохранили для истории забавный случай. Дюпюи собирался перейти на другую сторону бульвара, но парижские улицы в те дни буквально превратились в реки. Старик-сенатор уже собирался перейти такую "реку" самостоятельно, как тут к нему подошли двое молодых парижан - один с красной кокардой КОС, второй в форме национального гвардейца. Они почтительно взяли старца под руки и перенесли через улицу: когда тот уже собирался удивиться подобному единодушию, молодые люди одновременно салютовали и сказали: "Смерть тиранам! Слава Республике и ее Трибуну!". Такой рассказ как нельзя точно описывает отношение французов в это время к павшему монарху и тому, кто был призван Клемансо и остальными вынести ему тот или иной приговор. Первое заседание открылось уже 8-го октября. На нем Ш. А. Дюпюи и остальные рассматривали дело "гражданина Буонопартэ"
Черный марш[]
Мирные переговоры[]
Окончание активной фазы революции[]
Итоги и последствия[]
В культуре[]
| |||||||||||||||||||||||||||||
